Том 2. Статьи и фельетоны 1841–1846. Дневник

A une mère polonaise.
Le Christ à Nazareth aux jours de son enfance
Jouait avec la croix, symbole de sa mort:
Mère du Polonais! qu'il apprenne d’avance
A combattre et braver les outrages du sort.
Accoutume ses mains à la chaîne pesante:
Qu’il apprenne à traîner l’immonde tombereau,
A mépriser la mort sous la hache sanglante,
A toucher sans rougir la corde du bourreau.
Car ton fils n’ira point sur les tours de Solyme,
Comme ses fiers aïeux, detrôner le croissant,
Ni comme le Gaulois, planter l’arbre sublime
De la liberté sainte, et l’arroser de sang.
Il lui faudra combattre un tribunal parjure,
Recevoir le défi par un agent secret,
Pour témoin le bourreau dans la caverne impure,
Un ennemi pour juge et la mort pour decret.
La mort!.. Pour monument et pour gloires funèbres
Il aura d’un gibet les horribles débris,
Quelques pleurs d’une femme – et parmi les ténèbres
Les mornes entretiens de quelques vieux amis[257]

.

Сколько бедствий лежит позади этой колыбельной песни!

28. Весть об Jules Elysard. Он смывает прежние грехи свои, я совершенно примирился с ним.

31. Начал статью о формализме – будет хороша. Вчера «Die Jüdin» оставила меня под каким-то тягостно хорошим чувством. Мне, просто, чрезвычайно нравится libretto. Много и много навевает дум, – притом музыка – как море, обтекающее, томящее и примиряющее бесконечными волнами звуков.

Февраль месяц.

4. Боткин назвал начало статьи о философии symphonia eroica[258]. Я принимаю эту хвалу – оно написалось в самом деле с огнем и вдохновением. Тут моя поэзия, у меня вопрос науки сочленен со всеми социальными вопросами. Я иными словами могу высказывать тут, чем грудь полна.

14. Тихо проведенное время. Граф Строганов обещал написать к Б<енкендорфу> и узнать, можно ли ехать на короткое время в чужие краи. Если – боже мой, я не соображу, что через шесть месяцев я могу сидеть где бы то ни было, не боясь жандармов. Но надежды опереть не на чем. Лучше не думать об этом.

Из людей видел одного, да и тот женщина, т. е. Павлова, – ее голос неприятен, ее вид также не вовсе в ее пользу, но ум и таланты не подлежат сомнению. Больше на первый случай ничего не могу сказать.

15. Письмо от Огарева. На него только можно сердиться и негодовать, когда ни его нет, ни письма нет. Достоинство сирены: стал говорить, и симпатичная всему прекрасному и высокому душа все поправила, примирила, восстановила. Письмы от J. Elysard’а и от Белинского. Один умом дошел до того, чтоб выйти из < 1 нрзб.>, в котором сидел, другой страдает, глубоко страдает, беспокойный дух его мечется, ломает себя, – и когда же он дойдет до светлого, гармонического развития? Или есть натуры, которых вся жизнь в том и состоит, что они ломаются? Впрочем, много и внешних обстоятельств имеют влияние на него. Не деньги, а недостаток симпатий, недостаток близких людей, одиночество, на которое его обрек Петербург.