Том 2. Сцены и комедии 1843-1852

Человек. Крайняя цена — сорок рублей; извольте — за сорок рублей отдам.

Жазиков. Нет, нет, ни за что!

Человек. Ну, уж так и быть, возьмите, бог с вами.

Жазиков. Давно бы так. И хорошая собака?

Человек. Да уж такая, батюшка, собака… в целом городе такой не сыщете.

Жазиков(с некоторым замешательством). Вот видишь ли, братец, у меня теперь деньги есть, — да мне они на другую, знаешь, покупку нужны… а ты приходи-ка завтра, так — об эту же пору, понимаешь? — или послезавтра, что ли, только пораньше.

Человек. Да пожалуйте задаточек… я собаку-то у вас оставлю.

Жазиков. Нет, брат, нельзя.

Человек. Целковенький пожалуйте.

Жазиков. Нет, уж я лучше тебе всю сумму сполна выплачу.

Человек(подходя к двери). Послушайте-ка, барин… Дайте мне теперь деньги, я вам ее за тридцать рублей отдам.

Жазиков. Теперь нельзя.

Человек. Ну, беленькую дайте.

Жазиков. Теперь нельзя, любезный мой, совершенно невозможно.

Человек. Двадцать рублей — хотите?

Жазиков. Экой ты человек! говорят, нельзя.

Человек(уходя). Иси, Миндор, иси! (Ухмыляется горько.) Видно, у вас, ваше благородие, денег-то и не бывало вовсе… Иси, подлец, иси!

Жазиков. Как ты смеешь?

Человек. А еще к себе зовет!.. иси!

Жазиков. Пошел вон, грубиян! Матвей, гони его! взашей его!

Человек. Ну, ну, потише… я и сам пойду…

Жазиков. Матвей, я тебе приказываю…

Человек(в передней). Сунься-ка, старый хрыч!..

(Матвеи выходит вслед за ним.)

Жазиков(кричит им вслед). Гони его, бей в мою голову!!! Вон, пошел вон!.. (Начинает ходить по комнате.) Экое грубое животное!.. А собака-то в сущности, кажется, нехороша. Я и рад, что не купил. Но он не груби! он не смей грубить! (Садится на диван.) Экой в самом деле денек выдался! Ведь вот ничего еще с утра не сделал… и денег не достал. А деньги нужны мне теперь, очень нужны… Матвей!

Матвей(входя). Чего изволите?

Жазиков. Ты отнесешь от меня письмо к Криницыну.

Матвей. Слушаю-с.

Жазиков. Матвей!

Матвей. Что прикажете-с?

Жазиков. Как ты думаешь, даст он мне денег?

Матвей. Нет, Тимофей Петрович, не даст.

Жазиков. А даст! (Щелкает языком.) Вот увидишь, что даст!

Матвей. Не даст, Тимофей Петрович.

Жазиков. Да почему же, почему?

Матвей(после некоторого молчания). Тимофей Петрович, позвольте мне, старому дураку, слово молвить.

Жазиков. Говори.

Матвей(откашливается). Тимофей Петрович! позвольте мне вам доложить: нехорошо, нехорошо то есть вы здесь изволите жить. Вы, батюшка, наш природный господин; вы, батюшка, столбовой помещик; охота же вам проживать в городе — в нужде да в хлопотах. У вас есть, батюшка, родовое именье, вы сами изволите знать; матушка ваша, милостию божией, изволит здравствовать — вот вам бы к ней и поехать на жительство — в свое-то, в родовое поместье-то.

Жазиков. Ты от матушки письмо получил, что ли? С ее слов, видно, поешь?

Матвей. От барыни я письмо действительно получил; удостоился, так сказать; и к ней о вашем здоровье отписывал, как она приказывать изволила, всё в подробности. Доложу вам, Тимофей Петрович, об вас изволит сокрушаться; изволит писать: ты-де мне всё напиши, всё, что оне делают, кого принимают, где бывают, всё, дескать, опиши; изволит мне грозиться, что, дескать, под гнев мой попадешь, и на тебе, дескать, взыщу, коли не опишешь. Ты, говорит, доложи Тимофею Петровичу, что ихняя родительница сокрушаться изволит о нем — так и написано-с: родительница, и, дескать, прибавь, что, дескать, на службе не состоит, а в Питере живет да деньги тратит; на что это похоже? Вот как-с.

Жазиков(с принужденной улыбкой). Ну, а ты что ей написал?

Матвей. Я докладывал барыне, что, дескать, милостию божиею всё обстоит благополучно; а об чем писать оне изволили, всё исполню в точности и Тимофею Петровичу доложу и госпоже донесу. Эх, Тимофей Петрович! Тимофей Петрович! Поехали бы вы, кормилец, в Сычовку, зажили бы вы себе барином, завелись бы домком, хозяюшкой… Что вы здесь живете, батюшка мой? Здесь-то вы от каждого звоночка, словно зайчик, сигаете, да и денежек-то у вас не водится, да и кушаете вы не в меру.

Жазиков. Нет, в деревне скучно; соседи все такие необразованные… а барышни только что глаза пучат да потеют от страха, когда с ними заговоришь…