Том 2. Сцены и комедии 1843-1852

Мошкин. А что? (Вскакивая.) Хотел бы я тебя видеть на моем месте! Что ж мне теперь делать, боже мой, что мне теперь делать? Как я Маше на глаза покажусь?

Пряжкина. То-то вот и есть, батюшка мой Михайло Иваныч, не хотели вы меня послушаться…

Мошкин. Эх, Катерина Савишна! надоели вы мне пуще горькой редьки…Не до вас теперь, матушка… Что Маша делает?

Пряжкина(с глубоким чувством оскорбленного достоинства). Почивает-с.

Мошкин. Вы меня извините, пожалуйста… Видите, в каком я положении… Притом же вы сами всегда были на стороне этого… этого человека, Петра Ильича то есть… (Кладет руку на плечо Шпуньдику.) Да, брат Шпуньдик, получил я удар, получил, брат… прямо в сердце, брат… да. (Останавливается.) Однако, между прочим, надобно ж на что-нибудь решиться. (Подумав.) Поеду в департамент. Узнаю адрес. Да, да.

Шпуньдик(убедительным голосом). Друг мой, Михайло Иваныч, позволь мне тебе сказать слово, как говорится, от избытка уст. Позволь, Миша. Иногда, знаешь, совет эдак… Позволь.

Мошкин. Ну, говори, что такое?

Шпуньдик. Послушайся меня, Миша: не езди. Не езди, послушайся меня. Брось. Хуже будет. Отказался — ну, делать нечего. Этого поправить нельзя, Миша, никак нельзя. Просто нет никакой возможности это поправить. Поверь мне. Вот и почтенная Катерина Савишна тебе то же самое скажет. Только напрасно осрамишься. Больше ничего.

Мошкин. Тебе легко говорить!

Шпуньдик. Нет, ты этого не говори. Я тоже чувствую, Миша, как оно… того… горько. Но благоразумие — вот что. Надо тоже подумать: что из этого выйдет? Вот на что следует, как говорится, внимание обратить. Ибо кому от этого хуже будет? Тебе, во-первых, и Марье Васильевне тоже. (Пряжкиной.) Не правда ли? (Пряжкина кивает головой.) Ну, вот видишь. Право, брось. Будто, кроме его, женихов на свете нет? А Марья Васильевна девица благоразумная.

Мошкин. Эх, как это вы, право, толкуете-толкуете, а у меня голова кругом идет, словно кто меня через лоб по затылку дубиной съездил. Женихи найдутся… да, как бы не так! Ведь дело было гласное, свадьба на носу торчала; ведь тут честь запятнана, честь страдает. Вы это поймите. Да и Маша захочет ли за другого выйти? Вам легко говорить. А мне-то каково? Ведь она моя воспитанница, сирота; ведь я богу за нее отвечаю!

Шпуньдик. Да ведь уж дела поправить нельзя; ведь он отказался. Только себя, значит, мучить…

Мошкин. А я его пугну.

Шпуньдик. Эх, Михайло Иваныч, не нам с тобой пугать людей. Право, брось. Просто выкинь из головы.

Мошкин. Оно, ты думаешь, легко? Если б ты вот эдак, тоже два года, каждый день… Да что тут толковать! Удавлюсь — и больше ничего.

Шпуньдик. Ну зачем это говорить, Миша? Как не стыдно? В твои лета…

Мошкин. В мои лета?

Шпуньдик. Полно, брат, право полно. Это нехорошо. Полно. Опомнись. Плюнь.

Пряжкина. Плюньте, батюшка Михайло Иваныч!

Шпуньдик. Право, плюнь. Послушайся старого приятеля. Эй, плюнь!

Пряжкина. Эй, плюньте, Михайло Иваныч!

Мошкин(начиная ходить по комнате). Нет, это всё не то. Это вы всё не то толкуете. Мне с Машей нужно поговорить, вот что. Мне нужно ей объяснить… Пусть она решит. (Останавливаясь.) Это ведь ее дело, наконец. Пойду, скажу ей: я перед вами, Марья Васильевна, виноват. Я, мол, всё это затеял, необдуманно поступил на старости лет. Извольте меня наказать, как знаете. А коли, мол, сердцу вашему не терпится, я тотчас же к нему пойду, шиворот-навыворот его к вам притащу — вот и всё. А вы, мол, Марья Васильевна, извольте теперь сообразить… (Ходит по комнате.)

Шпуньдик. Ну, это я, брат, одобрить тоже не могу. Это, брат, не девичье дело. Не правда ли, Катерина Савишна?

Пряжкина. Правда, ангелочик вы мой, Филипп Егорыч, правда.

Шпуньдик. Ну вот, видишь. Это, брат, ты всё не то, не так… Ты послушай-ка лучше совет голоса благоразумия. Притом всё еще может поправиться. Ты вспомни-ка лучше вот эти стишки: «Мила Хлоя, коль ужасно друга сердца потерять. Но печаль твоя напрасна; верь, не должно унывать».

Мошкин(продолжая ходить по комнате и рассуждать с самим собою). Да, да. Точно, это хорошая мысль. Это хорошо. Что она скажет, тому и быть. Да, да.

Шпуньдик. Ибо… (Останавливавтся и значительно взглядывает на Пряжкину.) Ибо, повторяю тебе, это не девичье дело. Да она и не поймет тебя — как можно! Это бог знает что ты такое выдумал! Она просто заплачет; возьмет да заплачет; что ты тогда станешь делать?

Пряжкина(хныкая). Ох, Филипп Егорыч, не говорите такие слова. Хоть меня-то пощади, Филипп Егорыч. О-ох! Хоть старуху-то пожалей, голубчик ты мой.