Том 2. Студенты. Инженеры

Неужели его сестра, эта Маня, может быть, очень скоро уже будет стоять перед своей жертвой, будет видеть ее кровь, конвульсии смерти, а потом и сама умирать? Сделаться палачом ей — Мане, которая сама и добрая, и умная, и любящая. Красивая… могла бы жить, наслаждаться жизнью… Как могла оторваться она от всего этого?.. Мог ли бы он? Нет, нет. Даже если бы и сознавал, что истина у них. Но разве могут они с уверенностью сказать, что истина у них? Где факты? И разве жизнь не разрушила уже все фантазии Фурье, построенные на том, что стоит только захотеть. Но, чтоб захотеть, надо знать, чего хочешь. Надо самознание, образование, а среди ста миллионов темной, беспросветно темной массы когда наступит это самознание? И это равенство, это равенство всех и вся… Возможно ли оно? Возможен ли прогресс, сама жизнь среди непроглядной серой пелены этого равенства без семьи, близких, из-за жалкого куска хлеба? Какая-то беспросветная тюрьма, арестантские роты, та же община, деревенская, в которой самые талантливые спиваются, ссылаются, делаются негодяями.

Карташев энергично, быстро шел в свое министерство.

Нет, нет. Жизнь не так прямолинейна, и если две тысячи лет тому назад попытки Христа, действовавшего не руками, а силой убеждения, силой большей, чем руки и насилие, ничего не достигли и до сих пор, то не достигнут и эти…

— Извозчик! — позвал Карташев пустого извозчика.

Он ехал и опять думал и думал.

Ему жаль было Мани. Она стояла чистая и светлая перед ним. Помимо его воли, все существо его проникалось уважением к ней, каким-то особым уважением к существу высшему, чем он, способному на то, о чем он и подумать не мог бы. Через нее и ко всей ее партии было то же бессознательное чувство.

Приложение

Инженеры XIII (продолжение)

В министерстве Карташев встретился с своим товарищем по институту, Короедовым. В институте они питали друг к другу обоюдную симпатию.

Короедов был всегда с виду тихий, скромный, замкнутый в себе. С виду даже равнодушный ко всему, кроме занятий. Но это было только с виду. В душе Короедов очень сильно реагировал на все явления общественной жизни и очень едко умел подчеркивать смешные и слабые стороны своих выдвигавшихся товарищей.

Так и называли его: «Ядовитый господин».

Он пускал свои ядовитые стрелы всегда тихо, без шуму, в виде замечания вскользь, чуть ли не на ухо соседу.

Чертежный стол Карташева стоял рядом с Короедовым, и Короедов любил делиться с ним в те редкие часы, когда Карташев работал, своими впечатлениями.

Карташев слушал и весело смеялся, следя за игрой умного и тонкого лица Короедова.

Ему особенно нравилась улыбка Короедова, с легким подергиванием лица. Это начинавшееся подергивание всегда было признаком того, что какая-нибудь новая стрела уже опять готова. И, заметив, Карташев бросал свою работу, подходил к столу Короедова, наклонялся с локтями к его чертежу и терпеливо ждал.

И все впечатление от Короедова осталось, как о молодом, ядовитом и симпатичном и умном собеседнике.

Встретившись на лестнице, они радостно и долго трясли друг другу руки.

Потом одновременно, как настоящие институтки, за-закидали друг друга вопросами:

— Ну, что? Как живете? Где вы теперь?

Сперва Карташев рассказал о своем житье-бытье, а потом с обычной своей манерой, как будто нехотя, как о чем-то нестоящем, заговорил о себе Короедов.

Он служил в частном обществе здесь, в Петербурге, и в то же время пристроился к институту в качестве репетитора.

— И я собираюсь жениться, — усмехнулся он. — Помните нашего товарища Ясневского, ну, так вот на его сестре.

— Вы много получаете? — спросил Карташев.

— Да всего тысяч десять в год. Захотел бы, и двадцать было бы: Петербург большой…

«Вот как делают карьеру», — подумал Карташев.

— Да, вы столичные.

Короедов усмехнулся.

— А кто вам мешает такими же столичными сделаться?

— У меня ни связей, ни протекции.

— Пустяки. Застревать в провинции молодому инженеру надолго не следует.

— Да, но, знаете, бросить насиженное место, ничего определенного не имея в виду…

Короедов, тихо усмехаясь, ответил:

— Волка бояться, в лес не ходить.

Речь перешла на товарищей. Стали вспоминать одного за другим. Оказалось, что Володька все еще на Урале.

— Ну, а наши радикалы, — спросил Короедов, — Эрдели, Скальковский?

— Ничего не знаю о них.

— Из ихних ни с кем не соприкасались?

«И даже сегодня», — подумал Карташев, вспомнив о сестре, и сказал:

— Так вскользь приходилось.

— Вы к ним как относитесь?

— Во всяком случае с уважением, — горячо ответил Карташев. — Если они и ошибаются, то сами и платят за это.

— Конечно, конечно, — сочувственно ответил Короедов и весело спросил: — Слушайте: вы долго еще в Петербурге пробудете?

— Несколько дней.

— Видите: в воскресенье моя свадьба, может быть хотите быть моим шафером?

Карташев покраснел и с удовольствием ответил:

— Конечно, хочу.

— Ну, и отлично. Тогда вот что: сегодня вы свободны?

— Совершенно.

— Тогда, может быть, поедем обедать к моему будущему тестю: я вас познакомлю с невестой.

— Прямо к обеду? Ваш тесть кто такой?