Читаем Том 2: Театр полностью

Станислав поспешно поднимается по лестнице и уходит через галерею влево. Королева провожает его взглядом.

Сцена 7

В то время как уходит Станислав, королева три раза дергает за ленту звонка. Вызывает Вилленштейна. Затем начинает ходить по комнате, поглядывая по сторонам, то и дело ударяя хлыстом по мебели. Потом ставит ногу на кресло, возле которого Станислав стоял на коленях. Открывается дверь справа. Входит Феликс фон Вилленштейн. Кланяется.

Королева. Входите, Феликс, я одна.

Феликс (выходит на середину комнаты). Я слушаю, Ваше Величество.

Королева. Все готово? Лошади? Экипаж? Почтовая карета?

Феликс. В час пополудни Вашему Величеству останется только сесть в карету, и мы тронемся в путь.

Королева (хлыстом указывает на стол). Тони принесет вам эти книги. Я беру их с собой. Я хочу, чтобы никто из слуг не входил в библиотеку до моего отъезда.

Феликс. Ваше Величество отправится в почтовой карете?

Королева. Я так решила. Но теперь передумала. Я поеду верхом.

Феликс. Ваше Величество желает въехать в столицу на лошади?

Королева. Я не люблю эту почтовую карету. Она мне напоминает о той трагедии, что произошла с королем. Вы находите неприличным то, что я поеду верхом? Если уж я решила показаться перед народом, то показаться надо как можно более полно. (Феликс молчит.) Скажите, о чем вы думаете? Не бойтесь.

Феликс. Дело в том… Ваше Величество… Знает ли Ваше Величество, что граф Фён поедет вместе с нами?

Королева (резко). Фён? Я думала, что он покинул Кранц еще утром.

Феликс. Должно быть, он узнал о намерениях Вашего Величества! Он в Кранце. Я его видел. Он сказал мне, что сам бы желал заняться обеспечением порядка.

Королева. Пусть займется! Я тоже кое-чем займусь, вот и все. Сколько у вас людей?

Феликс. Сотня шеволежеров и сто пятьдесят гвардейцев.

Королева. До последней станции я поеду в карете. Поужинаю в дороге. Разберитесь как хотите. Вы с пятьюдесятью людьми будете сопровождать мой экипаж. На последней станции я пересяду на лошадь. Легкая конница составит мой эскорт… Вы… Сколько человек в отряде фон Фёна?

Феликс. Человек двадцать.

Королева. На последней станции арестуйте господина фон Фёна. (Феликс отшатывается.) Возьмете пятьдесят гвардейцев, охраняющих мою карету. Арестуете фон Фёна и его людей. Это приказ. Вы войдете в город раньше нас. Сопроводите пленника в цитадель. Я вам дам сопроводительную бумагу. В цитадели вы освободите политических заключенных. Это будет первым актом моего царствования. И выстрелите из пушки.

Что у вас с лицом? Вы так любите господина фон Фёна?

Феликс. Нет, Ваше Величество, но я бы хотел… в общем… было бы лучше…

Королева. Говорите, да говорите же…

Феликс. Если Ваше Величество позволит, в таких обстоятельствах я предпочел бы ни на секунду не покидать Ваше Величество.

Королева. Это верно. Будет правильно, если вы примете участие в моем торжественном въезде. Капитан легких кавалеристов — ваш кузен?

Феликс. Да, Ваше Величество.

Королева. Вы уверены в нем?

Феликс. Как в самом себе.

Королева. Я видела, как он преодолевал препятствия. Хорошо держится в седле, и притом весьма грациозно. Вы поручите ему графа Фёна и его людей. Так как это мой маленький подарок эрцгерцогине, пусть он их бережет как зеницу ока. Естественно, вы предупредите его только на последней станции.

Феликс. Я буду сопровождать королеву?

Королева (как упрямому ребенку). Да! Вы и остальная часть войска. Повторяю вам, я не люблю почтовые кареты, я не люблю подножки экипажей. Я вернусь домой верхом, с открытым лицом и в форме полковника. Мы договорились?

Феликс. Я буду скрупулезно следовать распоряжениям Вашего Величества.

Королева. Ах, Феликс, не забудьте, что войска и оркестр должны быть построены в полдень под этими окнами, позади пруда. Когда ваши люди будут построены в парке, вы прикажете два раза протрубить сигнал. Так я узнаю, что пора предстать перед войсками. (Феликс кланяется.) Фрейлейн фон Берг поедет в той же карете, что и господин фон Фён. Идеальная пара. После последней станции фрейлейн фон Берг будет просторнее. Это даст ей возможность хорошенько поразмыслить.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жан Кокто. Сочинения в трех томах с рисунками автора

Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии
Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.В первый том вошли три крупных поэтических произведения Кокто «Роспев», «Ангел Эртебиз» и «Распятие», а также лирика, собранная из разных его поэтических сборников. Проза представлена тремя произведениями, которые лишь условно можно причислить к жанру романа, произведениями очень автобиографическими и «личными» и в то же время точно рисующими время и бесконечное одиночество поэта в мире грубой и жестокой реальности. Это «Двойной шпагат», «Ужасные дети» и «Белая книга». В этот же том вошли три киноромана Кокто; переведены на русский язык впервые.

Жан Кокто

Поэзия
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия
Эссеистика
Эссеистика

Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература / Культурология / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература

Похожие книги

Анархия
Анархия

Петр Кропоткин – крупный русский ученый, революционер, один из главных теоретиков анархизма, который представлялся ему философией человеческого общества. Метод познания анархизма был основан на едином для всех законе солидарности, взаимной помощи и поддержки. Именно эти качества ученый считал мощными двигателями прогресса. Он был твердо убежден, что благородных целей можно добиться только благородными средствами. В своих идеологических размышлениях Кропоткин касался таких вечных понятий, как свобода и власть, государство и массы, политические права и обязанности.На все актуальные вопросы, занимающие умы нынешних философов, Кропоткин дал ответы, благодаря которым современный читатель сможет оценить значимость историософских построений автора.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Дон Нигро , Меган ДеВос , Петр Алексеевич Кропоткин , Пётр Алексеевич Кропоткин , Тейт Джеймс

Фантастика / Публицистика / Драматургия / История / Зарубежная драматургия / Учебная и научная литература