Том 2. Тем, кто на том берегу реки

Это письмо требует разъяснения и некоторого комментария.

Оно было написано 27 сентября 1974 года в ответ на письмо Иосифа, которое я еще буду цитировать. Но сейчас надо привести тот фрагмент, на который я, собственно, отвечал.

«Сразу по приезде сюда я послал тебе большую открытку с видом Picadilli Cirens, но, видать, очень красивую – надо полагать, свистнули. А таких изображений здешних мест, чтоб их стоило посылать, я пока не замечал. И вообще – пейзаж средней полосы, холмы, озера, смешанный лес, но с другими листьями. Влажно и душно, как в какой-нибудь колонии: утром встаешь – надеть нечего (это уж я слишком) – все отсырело. Сейчас сижу (внутренне – лежу: устал), в своей поместительной хазе, слушаю потомка Себастьяна пополам с вентилятором (иногда – в унисон) и думаю, что при всей разнице (включая континентальную), ситуация, мне знакома по деревне, по Комарову, по Югу я житель деревянных домов, вот я кто.

Очень права была одна девушка, сказавшая мне незадолго до отъезда, что моя стратегия – неподвижность, вызывающая хоровод. То же происходит и здесь, хотя изо всех сил надеюсь, что скоро сольюсь с пейзажем… Сижу у себя на чердаке, слушаю пластинки, езжу на велосипеде за город, на аэродром, смотрю на самолеты. Пытаюсь сочинять. Иногда выходит, чаще – нет. Не могу понять часто: есть связь между этой и той строфой или это мне только кажется, что есть. И здесь – никто не помощник. Можешь поверить, мне есть отчего нервничать.

Книжка твоя осталась в кабинете, и я не могу сейчас указать стихотворение, произведшее на меня колоссально сильное действие. В нем три (?) строфы, и последняя про бессмысленные вещи (мост), которые утешают. Это, по-моему, как здесь говорят, terrible. Ну, комплименты говорить я никогда не умел. Его надо перевести.

Вообще – писал бы ты стихи, братец, а не драмы. Ни одна драма такого эффекта не произведет.

Обнимаю всех троих. Поклон моему городу и тем, кто в нем живет. Твой Иосиф».

Раз уж Иосиф так отличил – не совсем понимаю почему – это стихотворение, то пожалуй, приведу его, чтобы и читатель мог подумать,

Зима любви моей, не жадуюсь, о Боже![17]
Зима моей любви и доблести моей.
Как помогает жить неведомый прохожий,
Чернеющий вдали, идущий средь полей.

Не то чтобы за ним, но как-то по привычке

Я направляю шаг туда, где черный мост,
Где нефть на колеях, где кто-то утром ныне
зачем-то выбросил полпачки папирос.

Как помогает жить нелепость на дороге,

Бесстрастие моста, спокойствие полей,
Как внятно говорят – далекий склон отлогий,
Недвижный блеск реки и черный лес над ней.

Это были стихи 1962 года.

Вообще он сильно переоценивал мои поэтические возможности. В уже цитированном письме от 13 июня 1965 года, в котором он «устраивал мне маленькую Ясную Поляну» он писал: