Том 2. Время Наполеона. Часть вторая. 1800-1815

Молодые радикальные поэты и Ирландия. Два очень молодых и очень крупных поэта начали действовать против реакции. По происхождению оба принадлежали к высшему обществу: один к пэрам, другой к джентри; различные причины — семейные дрязги, крайняя независимость характера, нападки критики, денежные затруднения — бросили их обоих в лагерь радикализма. Гений лорда Байрона и Шелли проявится во весь рост лишь в начале следующего периода; но он уже сильно встревожил общественный cant, религиозные предрассудки и политический консерватизм. В этом смысле от Шелли естественно перейти к той самой Ирландии, поэтом которой является молодой ирландский католик Томас Мур. Со времени неудавшегося заговора Роберта Эммета и его казни (1803) пребывание Шелли в Дублине (1812) — единственное важное событие в судьбах родственного Британии острова. Ему всего девятнадцать лет, и в своем обращении к ирландскому народу он клеймит преступления, совершенные его родиной, Англией, против Ирландии; но в то же время у него хватает смелости бросить национальной ирландской партии упрек в ее раздробленности, ее пороках, ханжестве и твердить ей, что она должна одержать победу над собой, а не только способствовать победе «отмены унии», чего требовал О'Коннель[37].

Упоминанием об этой крупной фигуре и об имени другого знаменитого деятеля, карьера которого началась в те годы, мы закончим эту главу. Противником кельтского трибуна уже с 1812 по 1815 год выступал англо-сакс Роберт Пиль, статс-секретарь по делам Ирландии. Министерство Ливерпуля, пестовавшее его с момента окончания им университета как надежду чистого торизма, и собственный отец его сэр Роберт, известный богач, один из создателей британской промышленности, с беспокойством заметили в юном служителе торийского культа зачатки либерализма. Признано было необходимым сразу покончить с этими наклонностями, сделав его важным должностным лицом: помощником статс-секретаря колоний в двадцать два года и секретарем по делам Ирландии в двадцать четыре. На этом посту Роберт Пиль так хорошо усвоил оранжистские идеи, что ему дали прозвище «апельсинной корки» (Orange Peel), строя каламбур на его имени. Личная вражда к нему О'Коннеля сделалась настолько непримиримой, что назначена была уже дуэль в Бельгии, но сэр Роберт помешал этой дуэли, устроив арест обоих противников в Лондоне.

Неудача билля о даровании прав католикам в 1813 году раздражила католическое духовенство Ирландии и разрушила престиж Грэттана. Ирландские епископы недовольны были Грэттаном (который сам, впрочем, был протестантом) за то, что он воспринял мысль о мировой сделке, так называемом veto. В случае принятия этого проекта, одобренного Каннингом и Кэстльри, правительство имело бы право допускать на свободные епископские кафедры в Ирландии только лойя-листских кандидатов[38]: при условии принятия такой гарантии могла быть проведена эмансипация. Римская курия, не возражала против этого, но ирландское духовенство отклонило предложение. Католик О'Коннель сделался признанным вождем ирландского народа. Защищаясь от обвинения в сепаратизме, он вместе с тем с радостью убеждался в том, что недовольством католиков укрепляется его собственное дело, дело автономии Ирландии: «Стремясь к отмене унии, я с радостью вижу, как наши враги сами работают в пользу этого великого дела. Задерживая освобождение католиков, они ускоряют восстановление Ирландии… Боюсь, что Ирландия впала бы в привычную свою апатию, если бы свобода совести была ей дарована слишком скоро».

ГЛАВА IV. АНТИНАПОЛЕОНОВСКАЯ ГЕРМАНИЯ: АВСТРИЯ И ПРУССИЯ. 1800–1813

I. Австрия

Из всех континентальных держав Австрия была самым упорным противником французской революции: вечно побеждаемая, но окончательно не обессиливаемая, она удивляла мир вялостью своих нападений и упорством своего сопротивления. Так как организация ее в общем была еще довольно примитивной, то удары, ей наносимые, никогда не оказывались смертельными, а война, которую она вела без особого подъема, мало истощала ее. Для народа со слабо развитыми промышленностью и торговлей поражения не имели серьезных последствий и не влияли на него чрезмерно обессиливающим образом, а государство, едва вышедшее из зачаточного состояния, приспособлялось к изменениям, которые во всяком другом месте явились бы тормозом национального развития. К концу кризиса Австрия, по видимому, снова очутилась почти в том же положении, что и в 1789 году. Ее притязания, от которых она никогда не отказывалась, были удовлетворены.