Том 20. Золотые закаты

«Политинформацию» тут проводит Сергей-художник, и кое-что еще о Чечне Агафья проведала, когда летом была на Горячих ключах. Вздыхает: «Маменька говорила: в миру много, много греха…»

Главный вопрос в разговоре — продовольственно-энергетический. Летом я получил от Агафьи письмо с деликатной просьбой: «Если приедешь, то хорошо бы — свечи и батарейки…»

Такое же письмо получил Николай Николаевич Савушкин и уже летом с оказией переправил сюда свечи и батарейки, сено для коз, пять мешков комбикорма, четыре мешка муки и крупы. Сейчас мы тоже привезли свечи и батарейки и гостинец от «Комсомольской правды» — муку, крупу, комбикорм, яблоки для сушки на зиму, лук, сливы, дыни, арбуз. Кроме того, Николай Николаевич привез большой ящик посуды, лекарства.

Накрапывает дождик, и проблема — что делать с мешками? Лабаз на сваях забит до отказа, внизу под пленкой — еще гора мешков. Привезенное художник Сергей частично прячет под пленку, частично, поругивая мышей, собирается перенести под крышу.

Словом, зима ни энергетическим, ни продовольственным кризисом в «усадьбе» никому не грозит. Не уродился в этом году кедровый орех, зато в огороде всего — под завязку. Картошки будет ведер четыреста, много морковки, редька, горох, насолила и насушила Агафья грибов, малины, черники. В стеклянной (!) банке стоит брусника. (Я поставил восклицательный знак рядом со словом «стеклянной», вспомнив, как Агафья не хотела взять мед в такой же посуде.)

Оглядевшись и закусив жаренной Сергеем рыбой, беседуем и выясняем: таежную обитель летом посетил Ерофей Сазонтьевич Седов.

Я писал уже: Ерофей, много лет проработавший в этих местах и бескорыстно Лыковым помогавший, в прошлом году лишился ноги. Протез, костыли, мучительное приспособленье к резко изменившейся жизни… Экзамен себе на выносливость и терпенье Ерофей устроил в духе характера своего — в Таштаголе упросил вертолетчиков «подбросить» его в Тупик. И предстал пред Агафьей на костылях. Агафья всплеснула руками, увидев некогда сильного, как медведь, Ерофея «на палках». Поохала, повздыхала. И села рассказывать о своих болячках.

Кончилось дело тем, что Ерофей остался тут «на хозяйстве», Агафью же вертолет «подбросил» на Горячие ключи. (Одиссея самоутверждения Ерофея окончилась благополучно — вернулся домой ободренным, повеселевшим, что и было доложено в письмах нам с Николаем Николаевичем.)

Еще один «квартирант» Агафьи появился тут с вертолетной оказией по весне. Пожил немного во «флигеле» и удалился в свой Харьков. Но летом появился снова. И как! — пешим ходом от Телецкого озера. Сто семьдесят километров по тропке, «которую не столько видел, сколько, как звери, чувствовал». Ночевал под кедрами без палатки. Видавшие виды туристы, встретив его где-то на полпути, не поверили, что идет он один. А когда поверили, стали уговаривать: «Вернись — погибнешь!» Он не погиб и через десять дней пути появился в усадьбе — «Здравствуйте, это я!».

Фамилия пилигрима — Усик. Кормился (а также построил в Харькове дом и накопил денег на неблизкое путешествие) работой по камню — высекал надписи и портреты умерших на кладбищенских плитах. Что ищет в тайге, пожалуй, не знает и сам. Но трезв, не глуп, не ленив — помогает Агафье ловить-солить рыбу, взялся за баню. (До него об этом многие лишь говорили.) К Агафье почтителен, обращается: «Агафья Карповна…» Агафью, по мнению которой безбородые мужики — грешники, покорил своей бородой. «Помогу ей вырыть картошку. А если каким-нибудь чудом сюда прибудут краски из Харькова, то, пожалуй, и зазимую».

Еще два жителя Тупика ускользнули отсюда на вертолете, с которым мы прилетели…

Летом Агафья глухо мне написала: живут-де двое — мать с дочерью, пожелали «навек поселиться». Агафья их окрестила, но по тону письма я понял: союз непрочен.

Так и было. По нескольким фразам, сказанным женщиной во время знакомства, когда прилетели, я понял: этого вертолета тут ждали, как ждут дождя в засуху… И уже Агафья с Сергеем поведали мне историю, поразительно похожую на все, что тут уже было.

В нынешней раздрызганной жизни все ищут убежища. Некоторым кажется: спасение там, у Агафьи. Не берусь сказать, на сколько писем пришлось ответить, объясняя людям их заблужденья. И в газете не раз мы писали о невозможности прижиться тут человеку «из мира».

И почему — объясняли. Советовалась с кем или нет Галина Николаевна Д., но решила: спасение — у Агафьи. Из Астрахани через Бийск с тринадцатилетней дочерью добралась она в нужное место, уговорила летчиков взять ее. И появилась тут с намерением «жить всегда».