Том 21. Мир на ладони

Живут монархи недолго — не более года. Но этого довольно, чтобы, покинув зимовку, они могли бы, достигнув теплых равнин, оставить потомство.

Кормясь, монархи тут же откладывают яички размером с булавочную головку, из которых через несколько дней появляются маленькие прожорливые гусеницы. Едят они непрерывно, и через две недели их вес возрастает почти в три тысячи раз. Потом гусеницы окукливаются, а из куколок появляются сияющие яркими красками монархи. Ранние выводки спариваются на родине, а те, кто запоздал с появлением на свет, летят на зимовку и «роятся» там с приходом весны и уж потом летят к любимым своим молочаям на теплых равнинах.

Монарх не самая красивая из бабочек. Знаменитой сделали ее перелеты. Тысячи километров движутся яркие летуны по пути к незнакомому месту, затерянному где-то в Мексиканских горах. Они безошибочно эту точку находят. И это остается одной из загадок биологической навигации.

Летят бабочки только днем. Полет их трудный. Помеха главная — ветер, хотя, оказавшись попутным, бабочкам он помогает.

Многие становятся жертвами птиц, для которых большие скопления летунов — добыча легкая и желанная. Иногда, не по своей воле, бабочки летят над городами, поражая людей оранжево-черной живой метелью.

Самцы по дороге на север все погибают. А самочки, долетая до любимых своих молочаев, в благоприятное теплое время производят на свет новое поколение путешественников.

Монархи не единственные летуны на значительное расстояние среди бабочек. Но если у других чешуйчатокрылых перелеты связаны с поисками новых жизненных пространств, то у монархов мы видим целенаправленные миграции в определенное место с возвращением на родину.

Бабочка, кокон и гусеница — все вместе.

 _{Фото В. Пескова и из архива автора. 8 октября 1999 г.}

В гостях у лесничего

(Окно в природу)

Первые дни в октябре были волшебными. Над Жиздрой утрами стоял туман, да такой, что в белом его молоке лошади как бы плавали — видно было только голову, шею и спину. Даже ворон, сидевших на облетевшем ясене, эта картина завораживала, и они не пугались ни скрипа двери, ни наших шагов, ни голоса, однотонно просившего с другого берега невидимой Жиздры: «Кум, перевези!» Наконец заскрипели в тумане уключины, и две невидимые нам души, соединившись, дружелюбно обсуждали вчерашнее деревенское происшествие. «Пить надо меньше!» — встрял в разговор мужиков женский голос….

К Жиздре мы шли по шею в тумане. Казенная фуражка лесничего Сергея Михайловича Новикова была для нас маячком над белым разливом. Ощупью, держась за перила, благополучно миновали скользкие из жердей кладки через болотце и были где-то возле реки. Беспокойно в тумане крякала утка и, пугаясь нас, полетела, свистя крылом.

— Вот полюбуйтесь, — остановился Сергей Михайлович и поднял повыше ладонь, чтобы мы разглядели сокровище, лежащее кверху ногами.

Шмель. Растрепанный, в черной бархатной одежонке с темно-оранжевыми полосами, весь покрытый капельками росы, летний гуляка безропотно принял неизбежный с осенними холодами конец. «Я вчера еще заприметил его: не жилец. Впрочем, можно попробовать оживить», — Михаил Сергеевич подышал в кулак.

Не добившись успеха, еще подышал. А тут и солнышко подоспело. Вынырнув из тумана, как из мешка, оно и шмеля достигло теплым своим лучом, и чудо случилось: потрепанный шмель шевельнул лапками и вдруг пополз по теплой ладони и перелез на осенний запоздалый цветок…

Даже маленькая радость с утра способна весь день сделать ладным, складным, даже счастливым. Солнце быстро съело туман. Обозначились дали с желтыми пятнами леса. Жиздра текла у ног голубой и спокойной.

У Жиздры стоит маленький городок с веселым названьем Козельск. В нем в те дни рубили капусту, жгли картофельную ботву и кучи опавших листьев. Пахучий дымок напомнил далекое время, когда с востока сюда, до Козельска, в марте 1238 года докатилось войско Батыя. Пала Рязань, пала Москва, а Козельск, как маленький ежик, ощетинился и сорок дней сражался, пока не лег прахом. И этим стал в истории знаменитым.

Позже с юго-востока сюда то и дело «изгоном» (быстрым набегом) наведывались крымчане.

Козельск в те годы нес сторожевую службу. Стрельцы на вышках пристально наблюдали за степью и, если видели клубы пыли, сейчас же поджигали на вышке сухую метлу, это был знак соседу, тот свою метлу зажигал, и такими сигналами с берегов Жиздры оповещали Москву об опасности. В те же часы на всех лесных дорогах и у речных перелазов секли дерева и валили вершинами в сторону набегавших. Название «засеки» в памяти сохранилось поныне.

«Я не смогу — бумаги замучили, а вы съездите посмотрите, в самой глухой части леса есть что-то, о чем тут спорят. Камни какие-то: крепость не крепость, жилье не жилье. И все древнее…»

Лесничий Сергей Михайлович Новиков.

После полудня с местным краеведом (геологом в прошлом) поехали мы к местечку с названьем «Чертово городище».