Том 21

всегда отличались от своих более ограниченных [В немецком переводе вместо слов «более ограниченных» напечатано: «зараженных филистерством». Ред.] континентальных конкурентов. Чартизм умирал. Вновь начавшийся период процветания промышленности, естественный [В немецком переводе вместо слова «естественный» напечатано: «естественный и чуть ли не само собой разумеющийся». Ред.] после того как крах 1847 г. был вполне изжит, приписывался исключительно влиянию свободы торговли. Вследствие этих двух причин английский рабочий класс оказался политически в хвосте великой либеральной партии — партии, которой руководили фабриканты. Это раз достигнутое выгодное положение надо было увековечить. А оппозиция [В немецком переводе вместо слова «оппозиция» напечатано: «резкая оппозиция». Ред.] чартистов не против свободы торговли как таковой, а против превращения свободы торговли в единственный жизненный вопрос нации, показала фабрикантам и с каждым днем показывает им все более, что без помощи рабочего класса буржуазии никогда не удастся добиться полного социального и политического господства над нацией. Так постепенно изменились взаимные отношения обоих классов. Фабричные законы, бывшие некогда жупелом для всех фабрикантов, теперь не только соблюдались ими добровольно, но даже были в большей или меньшей степени распространены почти на все отрасли промышленности. Тред-юнионы, которые недавно еще считались исчадием ада, теперь стали пользоваться вниманием и покровительством фабрикантов как совершенно законные учреждения и как полезное средство для распространения среди рабочих здравых экономических воззрений. Даже стачки, которые до 1848 г. преследовались, были теперь также признаны подчас весьма полезными, в особенности когда господа фабриканты в подходящий момент сами их вызывали. Из законов, которыми рабочий лишался равенства в правах со своим работодателем, были упразднены по крайней мере самые возмутительные, а некогда столь страшная «Народная хартия» стала по существу политической программой тех самых фабрикантов, которые до последнего времени выступали против нее. «Отмена имущественного ценза»[221] и «тайное голосование» были проведены законодательным путем. Парламентские реформы 1867 и 1884 гг.[222] сильно приближаются уже к «всеобщему избирательному праву» по крайней мере в том виде, в каком оно существует теперь в Германии; новый проект закона о перераспределении мест в избирательных округах, обсуждаемый сейчас в парламенте, создает «равные избирательные округа», во всяком случае в общем не менее равные, чем во Франции или в Германии. Уже намечаются как несомненные достижения в ближайшем будущем «вознаграждение депутатам» и сокращение срока мандатов, хотя, правда, до «ежегодно переизбираемого парламента» дело еще не дошло; и при всем том находятся люди, которые говорят, что чартизм мертв.

У революции 1848 г., как и у многих ее предшественниц, были своеобразные попутчики и наследники [В немецком переводе вместо слов «были своеобразные попутчики и наследники» напечатано: «была странная судьба». Ред.]. Те самые люди, которые ее подавили, стали — как любил говорить Карл Маркс — ее душеприказчиками. Луи-Наполеон был вынужден создать единую и независимую Италию, Бисмарк был вынужден совершить своего рода переворот в Германии и вернуть Венгрии независимость [В немецком переводе вместо слова «независимость» напечатано: «известную независимость». Ред.], а английским фабрикантам пришлось [В немецком переводе вместо слова «пришлось» напечатано: «не оставалось сделать ничего лучшего, как». Ред.] дать Народной хартии силу закона.