Том 21

Германия к востоку от Эльбы и к северу от Рудных и Исполиновых гор представляет собой территорию, которая была во второй половине средних веков отнята у проникших сюда славян и вновь германизирована немецкими колонистами. Завоеватели, немецкие рыцари и бароны, которым были розданы эти земли, выступили в роли «грюндеров» деревень; они разбивали свои владения на деревенские земельные участки, из которых каждый делился на некоторое число равных по величине крестьянских наделов, или гуф. К каждой гуфе принадлежал участок для дома с двором и огородом в самой деревне. Эти гуфы распределялись по жребию между переселявшимися сюда франкскими (рейнско-франконскими и нидерландскими), саксонскими и фризскими колонистами; колонисты были обязаны за это грюндеру, то есть рыцарю или барону, очень умеренными, твердо установленными оброком и отработками. До тех пор пока крестьяне выполняли эти повинности, они были наследственными владельцами своих гуф. К тому же они имели в лесу грюндера (впоследствии помещика) такое же право на рубку леса, выпас скота, откорм свиней желудями и т. д., каким пользовались крестьяне Западной Германии в общих угодьях своей марки. Пахотные деревенские участки были подчинены принудительному севообороту и в большинстве случаев обрабатывались по трехпольной системе, делясь на озимое, яровое и паровое поля. Поля под паром и жнивье служили общим выгоном для скота, принадлежавшего как грюндеру, так и крестьянам. Все деревенские дела решались на собрании односельчан, то есть владельцев гуф, большинством голосов. Права дворян-грюндеров ограничивались правом взыскания повинностей и участия в пользовании паром и жнивьем под выгон, правом получения всех излишков после общего пользования лесными угодьями и председательствования на собрании односельчан, которые все были лично свободными людьми. Таково в основном было положение немецких крестьян на землях, простиравшихся от Эльбы до Восточной Пруссии и Силезии, и это положение было в общем значительно более благоприятным, чем то, в котором находились в это же время крестьяне Западной и Южной Германии; последние тогда уже вели ожесточенную, постоянно возобновлявшуюся борьбу с феодалами за свои старые наследственные права, и большинству из них уже была навязана гораздо более тяжелая форма зависимости, угрожавшая их личной свободе или даже вовсе уничтожавшая ее.

Возраставшая потребность феодалов в деньгах в XIV и XV веках порождала, разумеется, и на северо-востоке попытки — в нарушение прежних договоров — закабаления и эксплуатации крестьян, но отнюдь не в таких масштабах и не с таким успехом, как в Южной Германии. Население к востоку от Эльбы было еще редким; невозделанных земель было много; распашка их, распространение земледелия, закладка новых оброчных деревень оставались здесь самым верным способом обогащения и для феодального землевладельца; к тому же здесь, на границе Германской империи с Польшей, уже образовались более крупные государства: Померания, Бранденбург, курфюршество Саксонское (Силезия принадлежала Австрии), и поэтому здесь лучше соблюдался внутренний мир, а раздоры и грабежи дворянства обуздывались более сильной рукой, чем в раздробленных областях на Рейне, во Франконии и Швабии; а ведь больше всего от этих непрерывных войн страдали все те же крестьяне.

Только по соседству с покоренными польскими и литовско-прусскими деревнями уже чаще давали себя знать попытки дворянства подчинить колонистов, поселившихся на основании германского феодального обычного права, той же крепостной зависимости, в которой находились его польские и прусские подданные. Так было в Померании и в прусских владениях Ордена[276], реже — в Силезии.