Том 22. Коварная красотка. Обуреваемый страстями. Рыжая-бесстыжая. Клоун

— Каждый коп в этой стране знает Пруденс Калтерн — стоит только упомянуть ее имя, и мы сразу кинемся бежать врассыпную. Это ведь та самая дамочка, которая во время заседания Ассамблеи ООН вдруг завопила: «Спасайся, кто может!» — и швырнула дымовую шашку прямо в зал, где сидели делегаты. Шашка упала на голову русскому представителю, насколько я помню. И потом полицейскому комиссару Нью-Йорка пришлось целую неделю уламывать этого русского, объясняя ему, почему эта дамочка не была расстреляна на месте.

Бауэрс пришел в окончательный восторг:

— Ах, какое у них чудесное паблисити!

— Шесть месяцев назад они отправились в Лос-Анджелес, наняли грузовик с трейлером, вывели его в пятницу днем на Холливуд-Фри-Уэй, поставили так, чтобы заблокировать подъезд ко всем четырем углам, после чего Пруденс принялась колотить в барабан, и под эту музыку Пенелопа исполняла восточный танец живота. В заключение она сорвала с себя всю одежду и стала швырять принадлежности своего туалета в полицейских, которые пытались ее арестовать. А очаровашка Пруденс ухитрилась запихнуть в карман лейтенанта-полицейского свои трусики, пока он заталкивал ее в дежурную машину, а потом объявила репортерам, что этот самый лейтенант ее изнасиловал, и указала на эти трусики в его кармане как на доказательство!

— Девочки забавляются как умеют! — пришел в полный восторг Бауэрс. — Ведь они из десятки самых богатых женщин в стране, знаете ли! И я очень польщен, что Пенелопа выбрала именно эту студию, чтобы попробовать свои силы.

— Счастлив за вас! Впрочем, зачем ей было выбирать? Легче купить вас вместе с потрохами, при ее-то деньгах!

Но Бауэрс уже не слушал меня.

— Вот они идут, — произнес он благоговейно и вновь бросил взгляд на часы.

Бруно оказался высоким тощим парнем, облаченным в черное одеяние, доходящее до самых щиколоток. Гримеры и в самом деле изрядно потрудились над ним. Правый глаз казался пустой глазницей, а левый сохранял полную неподвижность. Передние зубы были выкрашены в черный цвет, так что их практически не было видно, зато два искусно сделанных чудовищных клыка, загибаясь наружу, свисали прямо на подбородок. Последний штрих художника — ярко-красная полоса, перерезавшая его горло, довершала картину. По всей полосе шли поперек жирные черные линии, так что все вместе создавало впечатление, будто какой-то неумелый деревенский коновал кое-как заштопал второпях эту чудовищную рану. Словом, желания познакомиться поближе с этим типом не возникало.

Брунгильда составляла поразительный контраст этому чудищу. На голове у нее был шлем викингов, только вместо традиционных рогов он был украшен по обеим сторонам исключительно натурально выполненными мужскими кулаками. На ней было надето что-то вроде савана из белого шелка, свободно спадавшего с плеч и едва прикрывавшего бедра. В талии он был перехвачен ржавой железной цепью, декорированной огромными зубами.

Рыжеволосая, с красивыми ногами, она, возможно, была совсем недурна собой, но, чтобы это выяснить, с нее нужно было бы сначала снять пару килограммов грима.

Бауэрс опять посмотрел на часы.

— Осталась одна минута, — сказал он.

— А в гробу есть кто-нибудь? — поинтересовался я. — Может, там как раз та блондинка, что стащили у Чарли, а?

— Да это просто макет, — нетерпеливо ответил он. — Пожалуйста, тихо, лейтенант!

Внезапно в студии воцарилась мертвая тишина. Бруно занял свое место за скамьей. Брунгильда встала рядом с ним. Операторы подкатили камеры.

По экрану монитора поплыли титры «Пасынка Франкенштейна», сопровождаемые странной, колдовской музыкой. Титры исчезли, и на экране появились новые слова: «Представляет ваш хозяин, Бруно».

Музыка стала еще более странной, и возникли очередные слова: «…и его ассистентка Брунгильда».

Первый кадр крупным планом — голова и плечи Бруно. Широко улыбнувшись с экрана, он коснулся указательным пальцем багровой полосы на горле и доверительно прошелестел:

— Когда в следующий раз кто-нибудь крикнет: «Режь!» — я уж воспользуюсь безопасным лезвием. — Он наклонился вперед, неподвижный левый глаз прямо-таки сверлил зрителей. — О, не будем чуждаться друг друга, — взмолился он. — Помните, всего только один шаг — и я уже в вашей комнате!..

Да, для любителей острых ощущений он был вовсе не плох. Во всяком случае, работал честно, старался вовсю. Брунгильда, по-видимому, служила лишь дополнением к декорациям. Два или три раза он указал на гроб:

— Наше маленькое чудовище!

Очевидно, гроб служил обиталищем еще одному монстру. К такому выводу я пришел и, как убедился позже, не ошибся.

— Он — наш собственный, — доверительно сообщил Бруно аудитории. — Маленький шедевр, и мы его очень любим. Нам немного не повезло, мы слегка напутали в формуле — но в общем-то это не важно. Он такой милый… — С этими словами он повернулся к Брунгильде и с отеческой улыбкой добавил: — Подними крышку, дорогая, пусть наши друзья тоже его увидят. В конце концов, раз мы не можем спать, то пешему они должны спать спокойно?