Том 23. Лесные жители

Вот такие отношения у человека с миром животных.

_{Фото автора. 30 августа 2007 г.}

Колесо жизни

(Окно в природу)

В августовскую жару оказались мы с другом в центре Мещеры — близ Касимова. Горели леса. На дорогах то и дело попадались пожарные машины, бульдозеры, автомобили с озабоченными людьми. Леса заполнила синева дыма, глаза от него слезились, местами машины ехали с зажженными фарами. В какой-то низине задымленную лощину, как призрак, перебежал лось.

Мы стали искать, где бы надежней заночевать, и, углубившись по проселку с мощеной дороги в сосновый бор, услышали вдруг крик петуха. Это был знак жизни. И сразу мы увидели деревеньку, уютную, но маленькую и, как оказалось, оживающую только летом, когда наезжали дачники из Рязани. «Неужели из старожилов никого не осталось?» — «Да нет, живет кое-кто и зимой. Но хозяйство сохранилось только у дяди Коли. Вон его дом».

Дядя Коля спал после обеда и вышел к нам, щурясь от солнца и приглаживая ладонью густую, как у молодого, шевелюру, побеленную восемью десятками лет. «Ко мне…» — «Да, вот заехали, отчасти убегая от дыма, отчасти — из любопытства». — «Ну-ну, — сказал неопределенно старик, поглаживая рукой черного кобелька. — С пожарами, боюсь, не получилось бы, как в 72-м. Огонь у нас на Мещере всегда был бедствием. Недаром перед избами в деревнях кирпичные амбары ставили. В них добро сохранялось».

Говорил дядя Коля (Николай Гаврилович Клюев), слегка шепелявя. Он, понимая это, со стариковской улыбкой, приоткрыв рот, показал один-единственный зуб. «Остальные колесо жизни съело». Сказано это было без огорченья, всему, мол, свое время. Присев на скамейку, слово за слово, узнали обычную по деревенским меркам жизнь тут, в мещерском бору.

Мальчиком дядя Коля был пастухом. «Скотину держали в каждом дворе. Пастух в деревне — не первое лицо. Но мне это дело нравилось…

С каких лет себя помню? С пяти: пожар тогда был — страшно вспомнить. Все ж кругом деревянное, если и ветерком потянуло, то в амбарах только и можно было спасти барахлишко. А как пастушество… В нем много было приятного для меня. Лес для тех, кто его понимает, — царство небесное. Каждая травинка с травинкой в нем шепчется. По утрам роса блестит под ногами. И едва ли не каждый день видишь что-нибудь новое: глухарка под елью сидит и думает, что не вижу ее; зайчишка под носом у коровы зелень пощипывает; цветы разные появляются; затаившись, видишь, как птица гнездо мастерит. Однажды видел, как лось, смешавшись с коровами, на коленях, вытянув шею, грибы собирал. Мы мухоморов боимся, а лоси едят их жадно и, полагаю, с пользою для здоровья. День у пастуха длинный, но мне в лесу скучно никогда не было.

Николай Гаврилович Клюев.

Но непочетным в деревне считалось пастушье дело, и родня настояла, чтобы я в ФЗУ учиться пошел. Я послушался и поехал в Москву. Учился прилежно. Выучился на сантехника: трубы, раковины, отхожие места в домах. Два месяца проработал в Москве и вдруг потянуло назад в деревню, так потянуло, что снился мне лес с дорожками в сосняках, с муравейниками, с пенечками заветными, где сиживал. Бросил сантехнику и объявился тут, в Бучневе, и опять — в пастухи. Потом армия. Пошел охотно — интересно было новые места увидеть. И повезло очень — попал в пограничники. Ну, знаете — зеленая фуражка, лошадь послушная под седлом, винтовка, бинокль. Гляну, бывало, в стекла через границу — интересно, но сравниваю и с радостью думаю: у нас, у Оки, на Мещере лучше. А как свое отслужил — опять сюда, и опять в пастухи. Как мальчишка, радовался каждому дню. Двенадцать лет баб будил по утрам хлопаньем своего кнута.

А зимой пастух отдыхает. Домишко себе соизладил, сарай, сеновал, конюшню, курятник, амбар, колодец с соседом вырыли — вот оно все, что полагается иметь человеку в деревне. Но лес и зимой к себе звал. С ружьем я не баловался, любил наблюдать все живое. И как-то так получилось, переманили меня из пастухов в лесники. Двадцать пять лет в этой должности опять топтал я лесные дорожки. Для кого-то лес — дрова и строительный материал, а для меня — радость жизни. Кажется, все живое в лесу меня понимало и принимало. Видел, как ловит ястреб тетерок, как филин слетает с гнезда, как сойка прячет орехи во мху, как лоси от комаров по уши залезают в воду».

— «С волками приходилось встречаться?»

— «А как же, много раз. Волк нахален, но человека боится…»

На этом вечерняя беседа наша окончилась. А утром мы снова встретились на скамейке.

Во всей деревне только у дяди Коли сохранился хозяйский двор с живностью. Корова в нем, теленок, две лошади, две собаки, утки с утятами, генеральского вида петухе гаремом пестреньких кур. Кот Дымок, поглядывая на гостей, ревниво терся о хозяйскую ногу. «Они все его любят…» — вставляет слово в наш разговор жена Николая Гаврилыча.

Корову хозяйке доить уже тяжело. Выручает бывший пастух — ставит ведерко и, как заправский дояр, наполняет его молоком. «Летом две такие посудины в день наполняем».