Том 23. Лесные жители

Постоянный сосед у Агафьи — давний друг Ерофей. Судьба уготовила ему суровое испытанье — потерял работу, семью, ногу потерял на охоте, друзей-геологов, с которыми жил когда-то бок о бок в селении Абаза. По безысходности осел в «тупике», надеясь кормиться пасекой. Однако пчелы не прижились, а податься мужику было некуда — остался тут. Казалось — на время, «скоплю пенсионные деньги и куплю домишко в сибирском сельце». Но время идет, и Ерофей, слушая «мирские» новости по старенькому батарейному приемнику, перестал спешить с удалением из тайги.

Удачей жизни надо считать отношение к нему сына от первого брака. Ерофей о нем почти позабыл, а сын, прочтя в нашей газете повествованье о Лыковых, узнал, что в судьбе их участие принимал Ерофей Сазонтьевич Седов.

«Это же мой отец!» — рассказывал он сослуживцам в Афганистане и, прояснив обстановку, стал отцу помогать пропитанием, одеждой, сердечным участием. И положение в «тупике» Ерофея стало терпимым. Недавно Николай, при трудностях с вертолетами, приплыл сюда по Абакану на лодке. (Я плавал этим маршрутом и знаю его опасности.) В одном месте добротная абзинская лодка опрокинулась, и Николай с другом могли бы погибнуть, но опыт военной службы помог и выжить, и груз спасти. Несколько дней приятели пилили на зиму отцу дрова, сделали все, что не мог он сделать с одной ногой.

С Агафьей отношения у Ерофея сложились как у соседей, живущих на двух хуторах, — каждому важно чувствовать, что рядом живая душа. Помогать же друг другу им трудно, и жили они поначалу как соседи недружелюбные. Но жизнь в тайге острые углы отношений сгладила — теперь помогают друг другу хотя бы советом.

В хозяйстве же установились созвучные времени отношенья. Ерофей покупает у Агафьи яйца и картошку (пятьдесят рублей за ведро).

Я засмеялся, услышав о «рыночных» тут отношеньях. Ерофей понимающе улыбнулся: «Постепенно переходим на бартер. Николай привез Агафье бидончик меда, она же со мною делится продуктами с огорода. Так и живем».

Для «прихожан», которые ныне бывают тут редко, Агафья обустроила одну из избушек — чисто, дрова у печки, на окнах цветы, занавески, посуда и чайник на колченогом столе, два лежака для спанья и даже барометр на бревенчатой стенке. Иная гостиница в терпящем бедствие районном центре позавидует такому приюту в тайге.

Ружье для «пужанья» медведей всегда наготове.

Минуты полученья гостинцев.

Знакомство с дойной козой.

Вертолет в тот день прилететь не мог. Мы с Агафьей обошли ее огород и все хозяйство, заросшее травой столь высокой, что у Агафьи виднелась из нее лишь голова в цветастом платке. Собаки встретили нас дружелюбно, но одна спряталась в конуру, тогда как раньше собаки рвались к приезжему, махая хвостами, в надежде получить кружок колбасы.

Фотографировались. Прежняя неприязнь к фотосъемкам исчезла. Агафью можно теперь попросить: пройди вот туг… поиграйся с козленком. У речки сказал ей: «Ну что ты все время в затрапезной одежке…» Агафья немедленно побежала в избушку и вернулась нарядной, но с ведрами. Я засмеялся: «Ты просто фотомодель!»

«А это что такое — фотомодель?» — настороженно спросила наряженная в свое рукоделие женщина, живущая седьмой десяток годов. Она, возможно, от радости встречи все время шутила и улыбалась, и я решил: все у нее более или менее в сносном порядке. Но я ошибался. К вечеру вертолет прилететь не успел, и мы с Агафьей присели к столу в «гостинице», зажгли свечку, и горела она до двух часов ночи, ос вещая лица собеседников в разговоре о жизни.

«Прошедшей зимой все могло кончиться. Здоровья у меня почти не осталось. Растет киста. Распухли и воспалились пальцы. Онемела и почти не слушается правая рука — ложку ею поднять не могу. Как напилить-наколоть дров, растопить печь, сварить еду для себя и скотины, подоить коз? Крест на могиле тяти подгнил и упал, а новый вытесать и поставить я не смогу. А тут еще снег, раньше невиданный, — в нем утопала по плечи». На горе в конце огорода есть у Агафьи изба-закуток. Ее обогреть легче, чем избу. Ходила она туда ночевать, экономя каждое полено дров, приготовленных летом. Но утром надо было спускаться к скотине — поить ее и кормить.

«Один раз упала и очнулась лежащей в снегу. Стала думать о смерти. Днем думаю, ночью, проснувшись, думаю и молюсь…»

Я напомнил собеседнице о разговоре с ней двадцать лет назад, когда возил ее к родственникам в надежде, что у них она и останется. Старики об этом ее умоляли. «Нет, нет! Вези, Василий, меня домой». Я сказал ей тогда о том, что придет неизбежная немочь, придут болезни. Кто может помочь в тайге одиноко живущему?

Ответила: «Бог поможет».