Том 23. Письма 1892-1894

Итак, я должен 1004. Значит, это решено и подписано. Принимаю сию цифру и предлагаю Вам следующую комбинацию ^*: чтобы очистить меня от долга и начать с 1 января счет снова, не найдет ли Ваш магазин возможным приобрести 5000 «Пестрых рассказов» за наличные с уступкой 40%? Если это возможно, то магазин к 1 января погасил бы и остальные 1004 и мой долг лично Вам. Тороплюсь уплатить последний долг, так как имею в виду взять у Вас еще.

Если Вам по сердцу идея — издавать мои рассказы томиками ^*, то нет надобности осуществлять эту идею непременно теперь; можно подождать еще 1–2 года, нужно только сказать, чтобы печатание «Сумерков» и «Хмурых людей» было прекращено.

Снега нет, нет и дорог. Для деревенской публики это такая беда, что Вы и представить не можете.

Анне Ивановне, Насте и Боре нижайший поклон. Напишите мне: что нового? Получила ли что-нибудь печать, или получит ли? Неужели предостережения так и останутся? ^*

Ваш А. Чехов.

Ежову Н. М., 28 ноября 1894 *

1482. Н. М. ЕЖОВУ

28 ноября 1894 г. Мелихово.

28 ноябрь. Мелихово.

Вы жестоко неправы, милый Николай Михайлович: не я изменил Вам, а Вы мне ^*. Вот уж три года, как я живу в деревне, и ни Вы, ни Александр Семенович не побывали у меня и, очевидно, рукой на меня махнули.

Я жив и здоров. Недавно был за границей, теперь сижу дома и работаю. Бываю в Москве не чаще 5 раз в год, останавливаюсь в «Лоскутной» или «Б. Московской». На Ваше письмо не отвечал так долго, потому что был в отъезде — в Серпухове, где судил ближних в качестве присяжного заседателя.

За литературной деятельностью Вашей я слежу по мере возможности и иногда досадую, что Вы так редко печатаетесь.

Быть может, скоро я буду издавать журнал-ежемесячник ^*. Тогда милости просим. Идут ли Ваши «Облака»? ^*

Когда увидите Александра Семеновича, то поклонитесь ему.

Пишу повесть, которая пойдет в январск<ой> книжке «Русской мысли» ^*. Тороплюсь, выходит скучновато и вяло. Но делать нечего.

Будьте здоровы, враг ^*. Желаю Вам и Вашей дщери всяких благ.

Ваш А. Чехов.

Щепкиной-Куперник Т. Л., 28 ноября 1894 *

1483. Т. Л. ЩЕПКИНОЙ-КУПЕРНИК

28 ноября 1894 г. Мелихово.

28 ноябрь.

Я буду в восторге, если Вы приедете ко мне, но боюсь, как бы не вывихнулись Ваши вкусные хрящики и косточки. Дорога ужасная, тарантас подпрыгивает от мучительной боли и на каждом шагу теряет колеса. Когда я в последний раз ехал со станции, у меня от тряской езды оторвалось сердце, так что я теперь уж не способен любить.

Говорят, что Ваша повесть будет напечатана в «Неделе» ^*. Радуюсь за Вас и от души поздравляю. «Неделя» — солидный и симпатичный журнал.

До свиданья, милый дружок.

Ваш А. Чехов.

Сергеенко П. А., 3 декабря 1894 *

1484. П. А. СЕРГЕЕНКО

3 декабря 1894 г. Мелихово.

<…> [41]

Таганрогский городской голова прислал мне ^*несколько подписных листов для раздачи лицам, желающим заняться сбором пожертвований на сооружение памятника Петру Великому в Таганроге. Если хочешь, чтобы я прислал тебе один из этих листов, то напиши.

Будь здоров.

Твой А. Чехов.

3/XII.

На обороте:

Коломна Моск. г<уб>. Его высокоблагородию Петру Алексеевичу Сергеенко.

Лаврову В. М., 5 декабря 1894 *

1485. В. М. ЛАВРОВУ

5 декабря 1894 г. Мелихово.

Милый друг, как было говорено, для январской книжки я привезу повесть… Но понадобится мне не менее четырех листов, так что если в янв<арской> книжке тесно, то лучше отложить до какой-нибудь из следующих книжек. Если найдется место в янв<арской>, то около 20 дек<абря> приеду в Москву читать корректуру. Во всяком разе напиши мне.

Идет снег. Приятно быть помещиком, но всё же тянет в Москву — пошататься.

Низкий поклон В<иктору> А<лександровичу>.

Твой А. Чехов.

94 5/XII

Ст. Лопасня.

На обороте:

Москва, Вуколу Михайловичу Лаврову. Угол Б. Никитской и Леонтьевского, 2-24, в редакции «Русской мысли».

Суворину А. С., 5 декабря 1894 *

1486. А. С. СУВОРИНУ

5 декабря 1894 г. Мелихово.

5 дек.

Лавры Боборыкина не дают мне спать ^*: пишу повесть из московской жизни. Пришлю ее в корректуре Вам и Анне Ивановне. Нового ничего нет.

Публика ждет чего-то особенного ^*, и газеты ее не удовлетворяют; но желания ее крайне неопределенны. Даже слухов определенных нет, а всё какая-то бесформица. Русского человека всегда больше интересовала иностранная политика, чем своя русская, и, прислушиваясь к разговорам, видишь теперь, до какой степени наивен и суеверен русский интеллигент и как мало у него знаний. Его нянька в детстве ушибла ^*, его запугали воспитанием, и он боится иметь собственное мнение и так мало верит себе, что если сегодня сделал овацию Ермоловой, то завтра ему уже совестно этой овации ^*. Но как бы ни было, все ждут и на что-то надеются, и все при встрече улыбаются.