Том 23. Заживо погребенная. Валентин Гиллуа

— Вооружитесь мужеством, сестра моя, — подтвердил нежный голос Елены.

Донна Анита скрыла на груди настоятельницы свое прекрасное лицо, залитое слезами.

— Извините меня, матушка, — прошептала она. — Извините меня, но я разбита этой борьбой, которую так давно выдерживаю без надежды; это мужество, которое вы стараетесь мне придать, не может, несмотря на мои усилия, проникнуть в мое сердце, потому что я имею роковое убеждение, что, несмотря на все ваши старания, вам не удастся отвратить ужасного несчастья, нависшего над моей головой.

— Будем рассуждать, дитя мое: до сих пор нам удавалось скрыть от всех ваше счастливое возвращение к рассудку.

— Счастливое! — сказала донна Анита со вздохом.

— Да, счастливое, потому что с разумом к вам возвратилась вера, то есть сила. Между тем как сам ваш опекун считает вас еще помешанной и принужден, против воли, приостановить свои планы на вас; я, пользуясь влиянием моего положения, и, в особенности, высокими связями моих родных, подала просьбу президенту республики в вашу пользу, эту просьбу поддерживают знатнейшие имена в Мехико; я прошу, чтобы свадьба, угрожающая вам, не была совершенно против вашей води — словом, чтобы она была отложена до тех пор, пока вы будете в состоянии отвечать вашему опекуну: да или нет.

— Вы это сделали, добрая матушка? — вскричала молодая девушка, бросившись на шею настоятельнице с безумной радостью.

— Да, я это сделала, дитя мое, и каждую минуту жду ответа, который, по моему мнению, будет благоприятен.

— О матушка! Если это удастся, я буду спасена!

— Не переходите от одной крайности к другой, дитя мое: это все еще одни проекты, одному Богу известно успеем ли мы.

— О! Бог не захочет оставить бедную сироту.

— Уповайте на Него — и десница Его поддержит вас в несчастье.

— Сестра Мария подходит сюда, матушка, — сказала Елена.

Настоятельница сделала движение рукой, донна Анита отодвинулась на конец скамейки, на которой она сидела, скрестила руки и опустила голову на грудь.

— Вы ищете матушку, сестра моя? — спросила Елена у послушницы довольно пожилой, которая приближалась к ней, осматриваясь направо и налево, как будто действительно искала кого-нибудь.

— Да, сестра моя, — отвечала послушница. — Меня послали к матушке с поручением.

— Войдите в беседку, сестра моя, она там отдыхает.

Послушница вошла в беседку, приблизилась к настоятельнице, скромно остановилась в трех шагах от нее, скрестила руки на груди, почтительно опустила голову и ждала, чтобы с ней заговорили.

— Чего вы желаете, дочь моя? — спросила настоятельница.

— Прежде всего вашего благословения, матушка, — отвечала послушница.

— Даю вам его, дочь моя; теперь скажите мне какое вы имеете ко мне поручение?

— Матушка, один кабальеро благородной наружности, по имени дон Серапио де-ла-Ронда, желает поговорить с вами наедине; привратница ввела его в приемную, где он вас ждет.

— Сейчас иду туда, дочь моя! Попросите через привратницу, чтобы этот кабальеро извинил меня, если я заставлю его ждать: мои преклонные лета не позволяют мне идти скоро. Ступайте, я иду за вами.

Послушница почтительно поклонилась настоятельнице и ушла передать ее ответ.

Настоятельница встала и обе молодые девушки бросились поддержать ее; она остановила их движением руки.

— Останьтесь здесь до вечерни, дети мои, — сказала она. — Поговорите между собой, только будьте осторожны, пусть никто не застанет вас врасплох, после вечерни приходите ко мне в келью.

Потом, поцеловав донну Аниту, настоятельница удалилась, внутренне обеспокоенная посещением человека, которого она не знала и в первый раз слышала его имя.

Когда она вошла в приемную, то быстро осмотрела того, кто желал видеться с ней. Человек этот, приметив ее, встал со стула, на котором сидел, и почтительно поклонился. Первый взгляд был благоприятен для незнакомца, в котором читатель, без сомнения, уже узнал Валентина Гиллуа.

— Садитесь, кабальеро, — сказала настоятельница. — Нам будет удобнее разговаривать сидя.

Валентин поклонился, подал стул настоятельнице и сам сел.

— Мне сказали, — сказала настоятельница, помолчав несколько секунд: — что меня спрашивает дон Серапио де-ла-Ронда.

— Я точно, дон Серапио де-ла-Ронда, — отвечал Валентин, поклонившись.

— Я готова выслушать, кабальеро, что вам угодно мне сообщить.

— Мне поручил министр Гачиенда передать вам эту бумагу и прибавить к ней лично несколько слов.

Сказав это с чрезвычайной вежливостью, Валентин подал настоятельнице бумагу с гербом министерства.

— Распечатайте это письмо, — прибавил он, видя, что настоятельница из вежливости держит в руках конверт, не распечатывая его. — Вам надо узнать, что заключается в этой бумаге, чтобы вы поняли смысл слов, которые я должен прибавить.

Настоятельница внутренне чувствовала нетерпение узнать, что ей пишет министр и, сорвав печать, быстро пробежала бумагу глазами.

При чтении лицо ее просило от радости.

— Итак, его превосходительство удостоил исполнить мою просьбу! — вскричала она.