— О! Мне мало остается прибавить. Если вы, как они предупредили меня, откажетесь от этого условия, то на вас непременно нападут через двое суток.
— А об Малько они вам более ничего не сказали?
— Ни слова, ваше превосходительство.
— Так что вы и не знаете, где прячется этот негодяй?
— Совершенно так, ваше превосходительство; я думал, что сказанное мне гуакурским вождем настолько важно для вас, что вы сами пожелали бы как можно скорее узнать об этом, потому-то я и летел во весь дух.
— Вы хорошо сделали, благодарю вас, мой друг.
Взволнованный маркиз сделал несколько шагов по палатке и потом, обратившись к капитао, спросил его:
— Что бы вы сделали на моем месте в подобных обстоятельствах?
— Я, ваше превосходительство?
— Да, мой друг, что бы вы стали делать?
— Я не задумался бы, ваше сиятельство.
— А!
— Я бы отступил.
— Отступить — никогда, перед такими варварами! Да это было бы постыдно.
Капитао покачал головою.
— В таком случае мы все до последнего будем перерезаны.
— Вы думаете?
— Я убежден, ваше превосходительство; вы не знаете, что такое гуакуры, а я уже с давних пор их знаю.
— Все равно я пойду вперед! Вы меня ведь не покинете?
— Я? Ваше превосходительство, я обязан всюду следовать за вами; куда бы вы ни пошли, я везде буду с вами. Какое мне дело, что меня убьют, разве и без того не придется умереть рано или поздно?
— Отвечаете ли вы за своих людей?
— За своих да, но за ваших нет.
— В моих-то я уверен.
— Когда же мы отправляемся?
— Через час.
— И мы едем вперед?
— Да, даже и тогда, если нам придется перешагнуть через все трупы этих разбойников.
— Ну, с Богом! Ваше превосходительство, я сильно боюсь, что мы не вернемся.
И, поклонившись почтительно молодому человеку, капитао вышел так спокойно и так беззаботно, как будто бы дело шло о пустяках.
Оставшись один, маркиз простоял неподвижно несколько минут, потом, с бешенством топнув ногой и устремив к небу вызывающий взгляд, вскричал задыхающимся голосом:
— О, проклятые брильянты! Я завладею вами даже и тогда, если бы мне пришлось идти за вами по пояс в крови!
Глава V
В ПУСТЫНЕ
В то время как начальник конквистских солдат по его приказанию навьючивал мулов и приготовлял все к немедленному отъезду, маркиз в ужасном волнении ходил большими шагами по своей палатке, проклиная судьбу, которая, казалось, следовала за ним по пятам и разрушала все его обширнейшие планы, постоянно отдаляя от него сокровище, которое он думал уже давно приобрести; сокровище, которое, с тех пор как он отправился на поиски, стоило ему стольких трудов и неприятностей и для которого он в продолжение довольно долгого времени пренебрег огромными опасностями и чуть не пожертвовал своею честью.
Вдруг он остановился, ударив себя по лбу: неожиданная мысль блеснула у него в голове, озаряя его надеждой. Он оторвал от своей записной книжки листок бумаги, написал поспешно несколько слов, сложил его и велел невольнику отнести от его имени записку эту донне Лауре Антонии де Кабраль.
Вероятно, сильно рассчитывая на действие, которое произведет на молодую девушку его послание, маркиз, окончательно развеселившись, с жаром занялся приготовлением к отъезду.
День был великолепный, ослепительное солнце взошло, залитое пурпуром и золотом, легкий утренний ветерок освежал воздух, и птички, боязливо забившись под листья, громко распевали свои веселые песни.
Вдали расстилалась, окруженная высокими горами, покрытыми непроходимым лесом, долина Sertao, которую бразильцы готовились проезжать и которая с того места, где они ночевали, казалась им обширным зеленым ковром, прорезанным по всем направлениям бесчисленным множеством потоков; поверхность воды сверкала в солнечном свете и отражала тысячи блестящих точек.
Все было отрадно и радостно в этой спокойной и величественной природе, до которой еще не касалась рука человека и которая оставалась все тою же, какою вышла из рук Создателя.
Черные невольники, охотники метисы и индейские солдаты невольно поддавались влиянию этого прекрасного утра и, казалось, позабыли свое утомление и минувшие несчастия, думая только о будущем, которое было полно заманчивых обещаний; смеясь, распевая и весело разговаривая, они исполняли трудную работу — снятие лагеря.
Один маркиз, несмотря на все свои усилия казаться если не веселым, то по крайней мере беззаботным, оставался мрачным и задумчивым; сердце его, исполненное постыдной алчностью к золоту, испытывало ужасные страдания и было нечувствительно к прелестям природы, которые так могущественно действовали на загрубелые, но честные натуры индейцев и негров.
Между тем лошади были оседланы, мулы навьючены, палатки свернуты и положены в телегу, которую везло несколько быков. Донна Лаура вошла в свой паланкин, который сейчас же закрылся за нею; дожидались только приказания маркиза, чтобы двинуться в путь.
Дон Рок ходил в стороне, погрузившись в размышления; он, казалось, позабыл, что все было готово для отъезда и что настала минута спускаться с горы, чтобы войти в пустыню.