Том 24. Сожженые леса. Тайные чары великой Индии. Вождь Сожженных Лесов. Рассказы из жизни в бразильских степях

— Напротив, я убежден, что это не трудно, если мы того пожелаем, и мне кажется, что он, со своей стороны, нас тоже ищет: недаром явился в Скалистых горах.

— Отлично, — весело вскричал капитан, — дело идет на лад; мы легко сговоримся.

— Ну, я не разделяю вашего мнения, Джон, и считаю нужным сказать вам, что Валентин Гиллуа ненавидит вас и ищет случая убить… без сомнения, открыто, потому что Гиллуа не способен на вероломство.

— Возможно ли?

— Это из верных источников, друг мой.

— Странно… я не знаю этого человека! Не понимаю, за что он может ненавидеть меня?

— Причина мне неизвестна, но он враг ваш.

— Тут кроется подлая клевета, необходимо разъяснить это обстоятельство!

— Непременно, но советую пока остерегаться и не вверяться судьбе. Против нас идет человек хитрый, отважный, могущий располагать равными силами, и, видя в нас неприятеля, не задумается напасть врасплох на лагерь, если представится удобный случай.

— Это будет непоправимое несчастье! Нам следует избегать столкновения с ним, чтобы не потерять в будущем возможности сближения. Позвольте мне обдумать хорошенько наше положение, и завтра с восходом солнца приходите сюда. Вы ничего не имеете более достойного передать?

— Одно слово.

— Именно.

— Меня уверяли, что кроу устроили засаду на расстоянии выстрела от стана купцов и намереваются сегодня ночью их атаковать. Какое будет ваше распоряжение?

— Сохранить нейтралитет. Эти торгаши не внушают мне доверия; в их поступках есть что-то такое подозрительное, дающее мне повод принимать их за волков в овечьей шкуре; пусть они сами справляются с чертями индейцами; у нас и без них довольно заботы, и глупо соваться не в свое дело.

— Так, что бы ни случилось, мы не тронемся с места?

— Нет, не тронемся. Прощайте, лейтенант, до завтра!

— Покойной ночи, капитан, до завтра.

Молодой человек вышел, предоставив капитана своим размышлениям.

Глава VI ЗАСАДА ПРОТИВ ЗАСАДЫ

Поднялся морской ветер; с силой врываясь между обнаженными деревьями, неистово качал ветви, покрытые инеем, и жалобно завывал. Небо серо-желтоватое, покрытое густым туманом, тяготело над атмосферой.

В продолжение двух часов снег сыпал хлопьями и топил под белым саваном все предметы, придавая им неопределенный вид.

Полутуманная луна, окруженная желтым и синеватым отблеском, бросала на землю свои бледные, несогревающие лучи. Холод делался нестерпим. На горизонте облака оттенялись бледными полосами, предвещая конец ночи и начало сумеречного дня.

Несмотря на холод и снег, наши два охотника и мексиканец, закутанные в одеяла, сидели, дрожа от стужи, но без движения, на месте, избранном ими. Состояние у них было невыразимое; ни сон, ни бдение, знакомое тем, кто участвовал в утомительных походах или ночью стоял на часах, словом, кто имел несчастье быть солдатом или моряком; пробужденные внезапно каким-нибудь случаем, они вставали разбитые и усталые гораздо сильнее, чем если бы совсем не смыкали глаз.

Как долго длился этот полусон, наши герои не могли бы определить, потому что они потеряли ощущение времени, как вдруг чей-то глухой голос прошептал Валентину на ухо:

— Встань!

Искатель следов открыл глаза, встал и устремил свой светлый взгляд на Курумиллу.

— Разве время? — спросил он.

— Да, — отвечал вождь.

Разговор продолжался пантомимою, и ни одного слова не было более произнесено.

Вот что вождь передал Валентину: до четырех часов утра кроу оставались безмолвны и недвижимы. Ничто не предвещало, что они имеют намерение оставить лагерь.

В продолжение первой части ночи лазутчики индейские и эмигранты ходили на поиски в разные направления и так удачно, что нигде не столкнулись. Сторожа поблизости индейского лагеря, Курумилле вдруг послышался к четырем часам утра легкий шум наподобие пробудившегося пчелиного улья. Тогда он тихо подкрался и увидел, что кроу вооружаются и собираются отрядами под предводительство своих вождей.

Вскоре вышел Анимики в воинственной одежде, и по данному им знаку второстепенные вожди собрались около него и последовали за ним к костру совещания. Тут он говорил им речь, и, судя по его жестам, Курумилла предполагал, что он объяснял им план действия, уговаривал исполнить свой долг. За отдаленностью слов нельзя было расслышать.

Речь продолжалась долго, и вождь кроу выражался горячо и напыщенно. Наконец, по знаку Анимики второстепенные вожди оставили костер совещания и направились к своим взводам.

В свою очередь они ободряли своих воинов, потом иккишота, боевой свисток, сделанный из берцовой кости, подал сигнал, и двенадцать взводов, каждый в пятнадцать человек, оставили лагерь в глубоком молчании и отправились по разным направлениям к стану эмигрантов, чтобы в одно время его обложить.

На расстоянии ружейного выстрела кроу остановились и притаились за деревьями и утесами, ожидая приказания вождя начать. Вот какого свойства были новости.

Оставя дремать мексиканца и Бальюмера, Валентин с Курумиллой быстро удалились. Краснокожие оставались на своих местах, не делая ни малейшего движения. Нашим друзьям удалось обойти их незамеченными.