Том 25. Вождь окасов. Дикая кошка. Периколя. Профиль перуанского бандита

Дон Тадео имел от Марии одну дочь, родившуюся в первые годы их супружества. Теперь этой девушке было пятнадцать лет, и отец любил ее со всей силой страданий, которые причиняла ему ее мать. Он содрогался при одной мысли об ужасной будущности, открывавшейся перед этим невинным созданием. Через четыре года после того, как он расстался со своей женой, которая уже не обуздывала своего разврата, дон Тадео однажды неожиданно явился к ней и увез дочь, не предуведомив ни одним словом о своем намерении. С того времени минуло уже десять лет — никогда Мария не видала своей дочери. Тогда странный переворот совершился в этой женщине. Словно новое чувство зародилось в ее душе. Какое же было это чувство? Она сама этого не знала. Она непременно хотела увидеть свою дочь. Пять лет боролась она с доном Тадео, упрашивая его об этом. Отец был неумолим. Она ничего не могла узнать. С тех пор как дон Тадео перестал любить свою жену и сделался ее непримиримым врагом, он принял всевозможные предосторожности, так что все поиски Марии были безуспешны. Она вообразила себе, что муж наконец сдастся, увидевшись с ней, и решилась во что бы то ни стало принудить его к свиданию.

Вот в каких отношениях находились в настоящую минуту дон Тадео и его жена. Очевидно, что это была борьба, борьба неравная между мужчиной, раненым и гонимым, и женщиной пылкой, оскорбленной, которая, подобно львице, у которой похитили ее детенышей, яростно стремилась к своей цели.

Дон Тадео обернулся к ней и сказал:

— Я жду…

— Вы ждете? — спросила она с очаровательной улыбкой. — Чего же вы ждете?

— Убийц, которых вы, без сомнения, оставили недалеко отсюда, на тот случай, если я не захочу отвечать вам на вопросы о вашей дочери.

— О! — сказала донна Мария с отвращением. — Возможно ли, дон Тадео, чтобы вы имели обо мне такое дурное мнение? Зачем я, которая спасла вам жизнь, теперь выдам вас тем, которые вас осудили?

— Почем знать? — сказал дон Тадео насмешливым тоном. — Сердце женщин вашего сорта — бездна, которую никакой мужчина не может измерить. Возможно, вы найдете неведомое очарование в моей вторичной казни, которая, впрочем, не может вас компрометировать, потому что по закону я уже умер для всех.

— Дон Тадео, я знаю как мое поведение с вами было недостойно и как я мало заслуживаю вашего сострадания! Но вы дворянин! Неужели вы думаете, что благородно осыпать оскорблениями, как бы ни были они заслуженны, вашу жену, которая спасла вам жизнь и хочет если не оправдаться в ваших глазах, то, по крайней мере, приобрести права, если не на уважение ваше, то по крайней мере на сострадание?

— Очень хорошо! Ваше замечание как нельзя более справедливо и я соглашаюсь с ним от всего сердца. Прошу вас, простите, что я позволил себе увлечься и произнести некоторые обидные слова; но в первую минуту я не мог совладеть с собой и мне невозможно было скрыть в глубине души теснившее меня чувство. Теперь примите мою искреннейшую признательность за огромную услугу, оказанную мне вами, и позвольте мне удалиться. Более продолжительное пребывание в этом доме будет с моей стороны кражей, в которой я окажусь виновным перед вашими многочисленными обожателями.

И поклонившись с иронической вежливостью своей жене, трепетавшей от гнева, дон Тадео хотел идти.

— Еще одно слово, — сказала Мария.

— Говорите!

— Вы решились оставить меня в неведении на счет участи моей дочери?

— Она умерла…

— Умерла? — вскричала донна Мария с испугом.

— Да… для вас… — отвечал Тадео с холодной улыбкой.

— О! Вы неумолимы! — вскричала Мария, с бешенством топнув ногой.

Тадео поклонился и ничего не отвечал.

— Ну! — продолжала донна Мария. — Теперь я уже не стану просить милости, а предложу условия.

— Условия?

— Да.

— Идея кажется мне оригинальна…

— Может быть, судите сами.

— Слушаю, но время проходит, а я…

— Я объяснюсь вкратце… — перебила Мария.

— К вашим услугам.

Дон Тадео сел, улыбаясь совсем как друг, пришедший в гости. Мария следила за всеми его движениями, не показывая вида, что приписывает им какую-либо важность.

— Дон Тадео, — сказала она, — в эти десять лет, как мы расстались, случилось много перемен…

— Да, — отвечал дворянин с жестом вежливого согласия.

— Я не буду говорить вам о себе… моя жизнь вам известна.

— Очень мало.

Донна Мария бросила на мужа косой взгляд и сказала:

— Я буду говорить вам о вас.

— Обо мне?

— Да, о вас. Патриотизм и политические идеи не до того поглощают ваши минуты, чтобы вам не оставалось времени для радостей, более задушевных, для волнений сердечных…

— Что хотите вы сказать?

— Зачем выказывать притворное неведение? — возразила Мария с коварной улыбкой. — Вы очень хорошо понимаете меня.

— Милостивая государыня!

— Не возражайте, дон Тадео! Утомившись мимолетной любовью женщин моего сорта, как вы назвали меня сейчас, вы ищете в наивном сердце молодой девушки волнений, которых не пробудили в вас другие ваши любовницы; словом, вы влюблены в прелестного ребенка, достойного во всех отношениях быть вашей избранной супругой, если бы, к несчастью, не существовала я.