Том 25. Вождь окасов. Дикая кошка. Периколя. Профиль перуанского бандита

— О! Какое бесчестье и позор! — воскликнул дон Дьего с бешенством. — Ты делаешь мне подобное предложение!

— Что значит это для тебя! Все равно она не может принадлежать тебе?

— Отойди мерзавец! — крикнула Мерседес. — Я скорее соглашусь сделаться жертвой отвратительнейшего бандита племени, чем принять позорный торг и сделаться женой подобного тебе чудовища.

Произнося эти слова, сверкая глазами, молодая девушка смотрела с таким презрением и гневом, что индейский вождь не мог вынести этого взгляда и опустил голову.

— Проклятье! — воскликнул он с бешенством, — приготовьтесь быть привязаны к столбу пыток.

Глава III ОНОНТХИО

Через несколько часов после описанных нами происшествий в предыдущей главе, лагерь техюэлей представлял необыкновенное зрелище.

Это был странный беспорядок: крик, смех, песни беснующейся толпы, которая везде расхаживала, бегала; одни несли громадные пучки зеленых ветвей, другие складывали громадные костры, другие срезали своими мачете ясеневые прутья, которые они обстругивали и делали вроде небольших вертелов 20–25 сантиметров длиной; третьи спешили вкапывать огромные столбы из деревьев, срубленных утром, тщательно очищенных от ветвей и коры; некоторые чистили и заряжали свои ружья или точили об камни свои ножи.

Посередине лагеря отряд воинов окружал лежавших на траве испанских пленников, связанных подобно животным, предназначенным на убой.

Мерседес и сопровождавшая ее женщина, бывшая ее кормилица, сидели под деревом и обе были погружены в грустное раздумье.

— Гм! — сказал Перикко, силясь привстать, но безуспешно, потому что был связан. — Мне кажется, что они скоро примутся за нас. Карай! Какие гадкие минуты; ну, эти проклятые краснокожие превосходные палачи.

Увидев, что полковник задумался и не слышал его или по крайней мере не обращал внимания на то, что сказал, он невозмутимо продолжал свой монолог:

— Да, да, мои молодцы, я вижу вас, вы добросовестно приготовляете все орудия нашей казни: столбы, к которым мы будем привязаны, зеленые ветви, предназначенные для того, чтобы окоптить нас как окороки; вы приготовляете вертелы, чтобы забивать нам под ногти. Поспешите, Мушахосы! Как знать? Ежели вы не поспешите, быть может, нас спасут. Ох! Какое торжество для вас! Ну порадуйтесь: у вас дюжина испанцев, с которыми вы поступите как вам захочется! И черт знает, какие странные идеи могут залезть в ваши индейские мозги.

— Перикко, — сказал дон Дьего, поднимая голову, — к чему ты произносишь подобные слова, готовясь к смерти?

— Ба! Полковник, смерть всегда близка к нам и к тому же неизвестно, кому суждено жить, а кому умереть. А между тем мы еще живы.

— Да, но мы умрем.

— Может быть! И в таком случае после нас кончится свет; но мы не высказали еще нашего последнего слова.

— Какая может оставаться еще для нас надежда?

— Не знаю! Это не в первый раз я попадаю в подобное отчаянное положение, и я всегда спасался!.. Карай! Нет основания к тому, чтобы я теперь был несчастнее! Спросите у вашего отца, сколько раз мы были привязаны вместе к столбу, а между тем я еще жив!

— Здесь, в этой пустыне, вдали ото всех, можем ли мы избегнуть угрожающей нам участи? Мой друг, не питай себя химерическими надеждами, приготовимся умереть истинными христианами!

— Это ничего не значит, полковник, мы действительно можем, когда придет время, умереть истинными христианами, а между тем мы можем еще надеяться! Ба!.. Эти демоны лукавы; но Бог спасет нас! Кто может знать что случится!

— Клянусь тебе Богом, что если я желаю сохранить жизнь, то не для меня, но для этой невинной девушки, которую я веду за собой в могилу! Бедная Мерседес! — произнес дон Дьего раздирающим душу голосом.

— Это правда, — мрачно согласился Перикко. — Она была такой счастливой, милая девушка, как она хороша и добра! О! — добавил он с бешенством. — Эти индейцы бездушны. Этот ребенок, что он сделал им?..

Миль демониос!.. Быть связанными как телята, которых зарежут и не иметь возможности отомстить за себя!

— Бедная, бедная Мерседес! — произнес со вздохом дон Дьего.

— Это все равно, — продолжал Перикко, покачивая головой с насмешливой улыбкой, — если я уцелею, я напомню о себе моему куму Онондюре, когда возьму его себе в проводники в следующий раз, ну и спляшет же он у меня!

— Увы! — сказал молодой человек. — Нас поставила в это положение моя глупая доверчивость к этому негодяю, и если бы я послушался тебя, мой старинный друг…

— Ба! Что сделано, того не изменишь, нечего об этом и вспоминать. Знаете ли, полковник, что это послужит вам уроком и в другой раз вы не выберете в проводники первого встречного, не правда ли?

— Говори, что хочешь, — ответил молодой человек, невольно улыбнувшись, выслушав речь своего старого слуги.

— Что делать, полковник, уж я так создан, и я привык верить только тому, что вижу.

— Ну, взгляни и ты поверишь, — продолжал дон Дьего.

— Эх! — сказал Перикко, пожимая плечами. — И что же этим доказывается?

В этот момент Овициата вышел из своей палатки; раздался адский шум варварских инструментов.

— Карай! — воскликнул старый слуга. — Представление начинается.