Том 25. Вождь окасов. Дикая кошка. Периколя. Профиль перуанского бандита

— Это правда! — продолжал дон Дьего, бросаясь в кресло. — Мне весьма приятно видеть вас всех, с которыми я так долго не виделся; я привык к вашим добрым лицам, я скучал по вас. Даже и по управляющему, который надоедал мне!

— Неужели вы так дорожите им… вашим управляющим, генерал?

— Что? — спросил тот, оборачиваясь с живостью.

— Я спрашиваю у вас, сильно ли вы дорожите вашим управляющим?

— Я прекрасно слышал твой вопрос, но зачем ты мне задаешь его?

— Ну! Конечно для того, чтобы узнать это.

— По какой же причине я стал бы дорожить им более чем другим?

— В таком случае, слава Богу, потому что вы не затруднитесь прогнать его, не правда ли?

— Ты хочешь, чтобы я прогнал Малягрида?

— Выслушайте меня, ваше превосходительство; мне не хотелось бы, чтобы прогнали его.

— В таком случае, чего же тебе хочется?

— Мне ничего; но только я советую вам прогнать его самим, вот и все.

— Ты сошел с ума, Перикко; это человек, который прослужил семейству моей жены около двадцати лет.

— Это правда; но это несчастье.

— Ты понимаешь, что я не могу прогнать без всякого основания этого честного человека, только потому, что он не нравится тебе.

— Но, — сказал Перикко, захохотав, — это уже основание.

Потом он продолжал серьезно:

— Слушайте ваше превосходительство, поверьте мне, удалите этого человека как можно скорее.

— Но скажи же, за что?

— Я еще не знаю ничего определенного о нем; но только он подозрителен!.. Давно уже я наблюдаю за ним; но сегодня утром, за несколько минут до вашего приезда, я подслушал разговор между ним и индейцем. Я не мог расслышать их разговора, но имя Овициата было произнесено несколько раз.

— Не испугало ли тебя совершенно настоящее обстоятельство? Что же в этом необыкновенного, что мой управляющий разговаривает с индейцем?

— В лесу, в то время когда все спали и с величайшими предосторожностями, опасаясь чтобы их не заметили? Гм! Этого я не понимаю, сознаюсь вам. Делайте, что хотите, ваше превосходительство; но на вашем месте я бы не задумываясь выгнал из дома этого молодца; управляющих можно всегда найти, и вы скоро найдете на его место другого!

— Какой ты подозрительный человек! Если бы я не знал тебя, я счел бы тебя трусом.

— Что делать? Я уже таким родился, и к тому же вы всегда находитесь в отсутствии; сеньора остается здесь одна с несколькими слугами в этом уединенном доме, расположенном почти за городом; на него так легко напасть, и индейцам не привыкать…

— Опять индейцы! — крикнул дон Дьего, вставая и расхаживая по комнате. — Между тем, — продолжал он, помолчав, — ты прав, я обязан обеспечить безопасность моей жены. Сходи за Малягридом; завтра он будет отпущен из дома.

— Почему же не сегодня вечером?

— Успеем и завтра.

— Как знать? — проворчал Перикко, покачивая головой, отправляясь исполнить полученное им приказание.

Несмотря на просьбы и уверения в преданности, Малягрида был уволен и получил приказание на другой же день утром уехать из дома.

Он удалялся задумчиво, не зная, чему приписать это внезапное решение своего господина, как вдруг в коридоре встретился лицом к лицу с Перикко.

— Скажите же, дорогой мой, — сказал тот, положив руку на плечо и смотря ему в глаза, — когда вы увидите великого токи тегюэлей Овициата, поклонитесь ему от меня.

Толстяк подпрыгнул, как будто наступил на змею; лицо его побагровело, и он пролепетал в ответ:

— Я не понимаю вас; что это значит?

— Хорошо! Хорошо! — сказал Перикко.

И он ушел, оставив его растерянного и испуганного.

Наконец, через несколько минут, Малягрида успел овладеть собой и утирая холодный пот, который струился по его лицу, сказал:

— Ночь принадлежит мне!

Дьявольская улыбка скользнула на его тонких губах.

День прошел без происшествий.

Около одиннадцати часов ночи Мерседес и дон Дьего ушли спать.

Перикко же решился, не говоря никому ничего для того, чтобы не обеспокоить, не ложиться до тех пор, пока не обойдет усадьбу и не убедится, что все в порядке и что можно спокойно спать.

Взяв свою саблю, пистолеты, ружье и фонарь, он отправился в дозор с двумя громадными ньюфаундлендскими собаками, которые были необыкновенно злобны и которые охраняли ночью дом.

Он тщательно обошел все места, которые показались ему подозрительными. Повсюду царствовало совершеннейшее спокойствие. Тогда он вышел в сад, где осмотрел все закоулки; но ничего не оправдывало его подозрений, и потому он решил вернуться домой с уверенностью, что по крайней мере в эту ночь ничего не случится.

Он шел вдоль каменной стены довольно высокой ограды и подошел уже к квартирам слуг, как вдруг, проходя мимо калитки, которой никогда не отпирали, заметил, что собаки выражали беспокойство, глухо рычали и обнюхивали землю.

— Что это значит? — подумал он.

И затушив свой фонарь, который поставил близ себя, он с трудом усмирил собак, взял по пистолету в обе руки, прислонился к стене и стал ждать.

Через несколько минут, он услышал легкий шум; ключ заскрипел, и дверь отворилась потихоньку.

— А! — шепнул Перикко. — Так вот что этот мерзавец Малягрида продал своему сообщнику.