Том 28. Продолжение царствования императрицы Екатерины II Алексеевны. События 1768–1772 гг.

Орлов хотел утвердиться в Наварине, но для этого счел необходимым овладеть крепостью Модоном. К ней отправился с ничтожными силами кн. Юрий Долгорукий, известный нам своими похождениями в Черногории. На помощь осажденным явилось турецкое войско, Долгорукий вступил в бой с далеко не равными силами и потерпел поражение, потеряв артиллерию. «Сей неблагополучный день, – писал Орлов императрице, – превратил все обстоятельства и отнял всю надежду иметь успехи на земле». Начались действия на море, потому что эскадра Эльфинстона наконец явилась, потерпевши на пути те же неприятности и задержки, как и эскадра Спиридова, в доказательство, что все равно, как бы ни назывался командир, русским или английским именем. В мае месяце действия ограничивались гоньбою за турецким флотом. Несколько судов оставалось в Наварине с графом Алексеем Орловым, который нашел невозможным долее держаться здесь и отплыл для соединения с обеими эскадрами, взорвавши Наваринскую крепость. 11 июня Орлов соединился с эскадрами и нашел, что «командиры между собой в великой ссоре, а подкомандные в унынии и неудовольствии». Больных на обеих эскадрах было до 500 человек. Для пресечения споров между командирами, причем Эльфинстон не хотел подчиниться Спиридову, Орлов, не будучи моряком, принял сам начальство над флотом, как уполномоченный императрицею, и повел флот к острову Паросу с намерением во что бы то ни стало изгнать турецкий флот и разбить его, ибо только этим можно было уничтожить впечатление, произведенное морейскою неудачею. «Ежели Богу угодно будет сокрушить флот неприятельский, – писал Орлов императрице, – тогда стараться станем и употребим всю возможность опять союзно действовать с обитающими народами под державою турецкою в той стороне, где будет способнее… Если флот победит, тогда и денег не надобно будет, ибо будем господами всего архипелага и постараемся оголодить и Константинополь… В случае же несчастного сражения морского или пребывания турецкого флота в благополучном состоянии в тех морях надежды не имею остаться зимовать в островах архипелагских и думаю, что принужден буду возвратиться в Средиземное море». Екатерина одобряла все решения Орлова; в ее письмах он не мог найти ни малейшего выражения неудовольствия вследствие неудачи морейского похода. «Хотя мы и видим теперь, – писала она, – что Морейская экспедиция не соответствовала своими следствиями мужественному от вас предпринятому ее отверстию по причине сродной грекам трусости, легкомыслия и предательства, кои особливо под Модоном толико пакости причинили, однако ж тем не меньше и тут служит нам к особливому удовольствию слышать от вас, что все под предводительством вашим бывшие чины от мала до велика мужественно, ревностно и с крайнею охотою исполняли долг истинных сынов отечества, в котором качестве будем мы отныне на них наипаче взирать с особливым вниманием. Когда морейские греки столь худо подражали примеру храбрости, мужества и твердости, коими вы обще руководились, и не хотели извлечь себя из-под ига порабощения, их собственным духом робости, неверности и обмана над ними сохраняемого, то вы весьма благоразумно и прозорливо сделали, что, оставя их собственному жребию, обратили соединенные наши морские силы на преследование морем неприятеля. Кн. Юрию Долгорукому скажите, что день под Модоном хотя, и неудачен был, но, однако, его искусство и храбрость не оставили ничего того, что только можно было делать, и, следовательно, сей день приобрел ему славу».