Том 29. Продолжение царствования императрицы Екатерины II Алексеевны. События внутренней и внешней политики 1768–1774 гг.

Эта конвенция была не совсем согласна с проектом ее, присланным из Петербурга, относительно чего Стахиев писал императрице: «На двоякое условие относительно запорожских казаков с обнадеживанием великодушного вашего к ним милосердия, не меньше как и на все другие отмены и прибавки, я дерзнул поступить после сильных споров с французским послом, и, не предусматривая уже возможности к преодолению турецкого упрямства, оным послом до самого конца негоциации всюду подкрепляемого, по тому же самому принужден я был согласиться как на короткий срок к испражнению татарских областей от победоносных в. и. в-ства войск, так и на установление слога и терминов в магзаре и калифской грамоте, из коих в первом с превеликим трудом предуспел вычернить присвояемое в турецком проекте название султана турецким государем». Стахиев должен был обещать стараться, чтоб русский двор не настаивал на построении в Пере особенной публичной греческой церкви за домом русского министра. Договаривавшийся с ним Абдул-Резак клялся, что Порта представляет об этом единственно для отнятия повода к новым неприятностям между Россиею и Турциею, а не от прихоти, не для уничтожения статьи об этом в Кучук-Кайнарджийском договоре, о которой ни слова не сказано в заключаемой конвенции, чем Порта и признает неприкосновенным право России на постройку церкви; Порта просит об одном, чтоб Россия не пользовалась этим правом или по крайней мере соединила постройку особой греческой церкви с постройкою домовой внутри посольского дома. Стахиев писал, что можно купить соседний дом одного армянина и обе церкви поместить вместе таким образом, что публичная церковь может иметь особенный вход с улицы и обе будут примкнуты к одному из католических монастырей. «В Пере, – писал Стахиев, – нет ни одной церкви греческого исповедания, а католических пять монастырей, которые все закрыты стенами, домовыми и лавочными строениями на подобие магазинов без всякого наружного церковного вида».

В ответ на свое донесение о заключенной конвенции Стахиев получил от императрицы самый милостивый рескрипт с полным одобрением всего сделанного. Стахиев получил 1000 душ в Белоруссии. Французскому послу С.-При он должен был объявить от собственного лица императрицы благоволение за его ревностные, полезные труды и помощь в переговорах; русский министр при версальском дворе должен был изъявить Людовику XVI «в дружественнейших изражениях», как императрица обязана его христианнейшему величеству за тщательное и полезное содействие С.-При в полюбовном окончании турецкого дела.

Естественным следствием этого полюбовного окончания дела было свержение враждебного России рейс-эфенди – Омер-эфенди и возведение на его место Абдул-Резака, ведшего переговоры о конвенции. С ведома и согласия Порты, Стахиев поехал в патриаршую церковь, где был принят с радостию и уважением; это он сделал для удостоверения единоверного народа в непоколебимом покровительстве, какое оказывает императрица православной церкви, ибо тотчас по заключении конвенции католики начали пугать греков слухами, что в конвенции Россия отказалась от покровительства своим единоверцам.

Но Стахиев ненадолго успокоился. Приехали крымские депутаты, и он должен был отправить своему двору жалобу на поведение нового рейс-эфенди, на его «узловатые» ответы и вызовы. Рейс-эфенди не мог переносить тесной связи Стахиева с депутатами, всячески скрывал от него свои сношения с ними, препятствовал свиданиям русского министра с депутатами под обычным предлогом, что это тревожит константинопольскую публику и подает повод к превратным и неприятным толкованиям. Но это было только начало. От 9 октября русский резидент в Крыму Константинов уведомил Стахиева, что султанская грамота, присланная к хану, написана вовсе не так, как улажено при конвенции, что привезший эту грамоту султанский обер-шталмейстер требует от хана, чтоб тот принял грамоту с прежнею церемониею, в которой выражалось подданство. Стахиев послал русского переводчика высказать Порте свое изумление; рейс-эфенди сложил всю вину на шталмейстера и обещал послать ему выговор; такое же объяснение дано было и французскому послу с прибавкою, что не виноват ли во всем деле сам Шагин-Гирей, который нарочно скрыл полученную им калифскую грамоту султана, чтоб снова поссорить две империи. От императрицы по этому поводу Стахиев получил рескрипт: «Справедливое негодование возбуждает такое Порты шильничество и вероломство. Мы надеемся, что и сей последний камень протыкания рачением вашим изъят будет из среды и тем дальнейшие неприятные следствия предупредятся». Камень был изъят, и шталмейстеру послано было приказание подать настоящую грамоту хану и не требовать соблюдения старого церемониала.