И если полагать, вместе с Лассалем*
, что революционная политика начинается с высказывания "того, что есть", то наша политика была революционной.Петроградские массы стучались в двери Совета неоднократно с требованием более решительной внутренней и внешней политики. Они встречали полное невнимание и враждебность. Им отвечали, что они служат делу контрреволюции. А между тем массы не могли же не знать, что все органы контрреволюции ведут самую ожесточенную травлю против большевиков, петроградских рабочих и кронштадтцев. "Новое Время", "Русская Воля", "Петроградский Листок", "Маленькая Газета"*
, «Речь» подхватывали каждое слово меньшевиков и эсеров против большевиков, печатали портрет Церетели, как "сокрушителя ленинцев", плели из столбца в столбец паутину отвратительной клеветы против революционных интернационалистов, систематически прикрываясь авторитетом Совета и социалистических министров.Весьма вероятно, что крайние черносотенные авантюристы примазывались к большевистской организации, чтоб «использовать» ее выступление в том же смысле, в каком царские громилы в старые годы не раз пытались превращать наши революционные манифестации в черносотенные погромы. Но этим еще не создавалось никакой идейной связи между большевизмом и реакцией. Наоборот: одной из задач наемников контрреволюции являлось скомпрометировать крайний левый фланг, как наиболее серьезное препятствие на пути реставрации.[17]
И эти авантюристские покушения в подполье дополнялись не формальным, но тем более действительным политическим блоком всей реакции с меньшевиками и с.-р. — против большевиков. Нельзя же в самом деле закрывать глаза на то, что каждая антибольшевистская статья "Рабочей Газеты" или "Дела Народа" немедленно перепечатывалась всей черной и желтой печатью, и что "Маленькая Газета", задолго до «разоблачений» Алексинского и других шантажистов, требовала в каждом номере ареста т. Ленина. Попытки свалить большевиков в одну кучу с "темными силами" тем более возмутительны, что именно большевики, в лице своих официальных представителей, настойчиво указывали центрам демократии на растущую контрреволюционную опасность и неутомимо требовали радикальной чистки всех черносотенных гнезд. В этом именно духе рабочая секция Петроградского Совета приняла резолюцию в трагический день 3 июля.Выход кадет из правительства и немедленно же прорвавшиеся наружу разоблачения о внутренней природе «коалиционного» министерства показали петроградским рабочим и солдатам, что они были правы в своем понимании того, что происходило на верхах. Ничего не было предпринято против анархии в производстве, потому что представители локаутчиков в правительстве этого не позволяли. Ничего не было сделано в аграрном вопросе, потому что не позволял Львов. Ничего серьезного не удалось предпринять в деле борьбы за мир, потому что вся внешняя политика революционной России удерживалась на старых империалистических рельсах. Все это подтвердилось 2 июля целиком. Два месяца коалиционного правления стояли перед глазами массы, как черная дыра. Сколько неоценимого времени было упущено, израсходовано на парадное многословие, на скрывание от масс того, что есть, и… на травлю большевиков…
Петроградская рабочая и солдатская масса — именно потому, что она стояла впереди всей остальной народной массы и ближе ее к событиям — не могла не испытывать стремления немедленно вмешаться в развязку кризиса. У массы не было доверия к тому, что официальные вожди демократии сделают, наконец, необходимые выводы из создавшегося положения и прибегнут к героическим мерам. "Объединяйтесь с нами, а не с капиталистами!" Вот что хотела крикнуть революционная масса ответственному центру революции, заседавшему в Таврическом дворце.
Ни одна из революционных партий или ответственных организаций не вызывала массы 3 июля на улицы, тем более с оружием. Это было официально установлено в объединенном заседании Исполнительных Комитетов докладчиком Войтинским. Наоборот: большевики, как и все другие партии, призывали солдат и рабочих не выходить на улицы. Тем не менее массы вышли, и вышли с оружием в руках.