Том 3

Короче говоря, общество должно быть реорганизовано под надежным управлением. О том, что нынешнее никуда не годится, не может быть двух мнений. Оно обескровило Великобританию. Оно высосало жизненные соки из своих верных подданных и лишило их способности бороться за то, чтобы Англия сохранила свое былое место среди соревнующихся государств. Всю Великобританию оно разделило на Западную сторону и Восточную сторону, из которых первая развращена и насквозь прогнила, а вторая страдает от болезней и голода.

Колоссальная империя идет к распаду при этом негодном управлении. Под словом «империя» подразумевается политическая машина, объединяющая все страны, говорящие на английском языке, за исключением Соединенных Штатов. И я к этому не отношусь пессимистически. Империя крови сильнее, чем политическая империя, а англичане в Новом Свете и в антиподах по-прежнему сильны и жизнедеятельны.[53] Но политическая империя, формально объединяющая этих англичан, идет к гибели. Политическая машина, носящая название Британской империи, катится в пропасть. При этой системе управления она утрачивает свою жизнеспособность с каждым днем.

Эта система, столь грубо и преступно попирающая права людей, будет неизбежно уничтожена. И надо сказать, что она не только расточительная и бездарная, но также и грабительская система. Каждый изможденный бедняк без кровинки в лице, каждый слепой, каждый малолетний преступник, попавший в тюрьму, каждый человек, желудок которого сводят голодные спазмы, страдает потому, что богатства страны разграблены теми, кто ею управляет.

И ни один из представителей этого правящего класса не сумеет оправдаться перед судом Человека. Каждый младенец, гибнущий от истощения, каждая девушка, выходящая по ночам на панель Пикадилли после целого дня изнурительного труда на фабрике, каждый несчастный труженик, ищущий забвения в водах канала, требует к ответу «живых в домах и мертвых в могилах». Восемь миллионов человек, никогда не евшие досыта, и шестнадцать миллионов, никогда не имевшие теплой одежды и сносного жилья, предъявляют счет правящему классу за пищу, которую он пожирает, за вина, которые он пьет, за роскошь, которой он себя окружил, за дорогие платья, которые он носит.

Сомнений нет. Цивилизация увеличила во сто крат производительные силы человечества, но по вине негодной системы управления люди в условиях Цивилизации живут хуже скотов. У них меньше пищи, меньше одежды, меньше возможностей укрыться от непогоды, чем у дикаря иннуита на крайнем севере, жизнь которого сегодня мало чем отличается от жизни его предков в каменном веке, десять тысяч лет тому назад.

У Саморы король Санчес

Предательски был убит,
И вот королевское войско
Вкруг города стоит.

Дон Дьего де Ордоньес

Выезжает грозно вперед,
Он воинов на стенах
Обличает и клянет.

В измене обличает,

Клеймит позором он
Всех горожан Саморы,
Кто рожден и не рожден.

Клянет живых под кровом,

Покойников в земле,
Воду в ручьях и реках,
Яства на столе.

…Но есть иное войско:

Горшую из осад
Ведет голодное войско
У Жизни замкнутых врат.

Клянут миллионы нищих

Яства на нашем столе,
Обличают нас в измене –
Всех, кто жив и кто спит в земле.

И часто на шумном пире

Средь шуток весельчаков,
Сквозь музыку и хохот
Я слышу ужасный зов.

Изможденные, тощие лица

Мне видны в окно сквозь мглу.
Иссохшие тянутся руки
За крохами на полу.

Внутри – изобнлье пира,

Благовонья, праздничный свет,
А снаружи – отчаянье, голод,
Впотьмах надежды нет.

И там, во стане голодных,

Где ветер, мрак, мороз.
Мертв, лежит средь долины
Той рати вождь – Христос.

Лонгфелло

Мужская верность

Мужская верность (перевод И. Гуровой)

– Знаешь что, разыграем в кости.

– Идет, – ответил другой и повернулся к индейцу, чинившему лыжи в углу хижины. – Эй, Билбидем, сбегай-ка к Олсону и скажи, что мы просим одолжить нам игральные кости.