Том 3

Но объемное, перспективное и, как бы сказать, широкоэкранное видение, ощущение и понимание жизни, при котором ни плохое не заслоняет хорошего, ни хорошее не мешает трезво оценивать вред от плохого, приходит к писателю опять же в результате большого знания жизни, очень пристального ее изучения, близости писателя к людям, о которых он пишет. Откуда бы мы ни пошли, а придем опять сюда же — к тесной связи писателя с жизнью.

И надо нам, пожалуй, вот что еще уяснить себе.

Если берешься за какую-то острую тему, надо подходить к ней смело, без робости. Если робеешь — лучше не берись. Если заранее опасаешься: «Ох, трудно будет это напечатать!» — не пиши совсем, не мучайся и эту тему не мучай. Робость непременно где-то скажется в твоих писаниях, недвусмысленная и откровенная критика перейдет в нудное брюзжание, и действительно, эту вещь трудно будет потом печатать, а может, и совсем не нужно будет ее печатать. Это во-первых. А во-вторых, если уж поднимаешь острые вопросы, то, предвидя всякие возражения и разнотолки, договаривай все сам до конца. Не оставляй возможностей для разнотолков. Есть у нас одна-единственная правда — правда коммунизма, правда нашей партии, строящей коммунизм, правда нашего огромного, общечеловеческого дела. И вот с позиций интересов партии и всего советского народа, полемизируя в душе с теми, против кого пишешь, договаривай уж в своих писаниях сам все до конца. Пиши так густо в смысле оценки существа явлений и выводов, чтобы, как говорят, пальца не всунуть между строк. Чтоб никакой злопыхатель не мог вложить иное толкование, иной смысл в написанное тобою. Острота темы требует прежде всего ясности ее изложения. И, само собою разумеется, правильного анализа и синтеза.

Партия ведет огромную работу по подъему сельского хозяйства страны на такой уровень, чтобы в ближайшее время нам получить и 10 миллиардов пудов хлеба и изобилие продуктов животноводства, чтобы всех этих продуктов хватало в избытке и для растущих потребностей городского населения, и для сырьевых нужд промышленности, и для широкой внешней торговли, и чтобы сами производители хлеба, наши колхозники, жили всюду в достатке и довольстве.

Нелегкая эта работа. Большое внимание сейчас со всех сторон устремлено к вопросам сельского хозяйства.

В годы наших пятилеток Советская Россия превратилась в могучую индустриальную державу. И все же города у нас по территории лишь острова в огромном море деревень.

Когда летишь в самолете, а еще лучше — передвигаешься всякого рода наземным транспортом, видишь наши безбрежные поля, бесчисленное количество русских, украинских, белорусских, казахских, узбекских, башкирских, татарских сел. Где называют их деревней, где аулом, где кишлаком. Проехать от Москвы до Казани — часа два будешь ехать по городам, остальное время, часов двадцать, — по полям, по деревням.

У нас в стране более восьмидесяти пяти тысяч колхозов, девять тысяч МТС, тысячи совхозов.

Ни с чем не сравнимы масштабы того, что сделано нами в деревне по социалистическому ее переустройству, по коллективизации сельского хозяйства… Коллективизация деревни — труднейшая задача социалистической революции в стране с преимущественно крестьянским населением.

Колхозный строй за время своего существования у нас блестяще оправдал как самую идею коллективизации, так и формы ее претворения в жизнь. Половина победы в Отечественной войне была в прочности нашего тыла. А прочность тыла в деревне заключалась, в свою очередь, в колхозах. И в глубоком тылу война давала себя знать. Сотни мужчин из каждого села ушли на фронт, все было брошено туда, заводы не выпускали тракторов, деревня несколько лет не получала новых машин, часть лошадей была мобилизована в армию, — а в глубинных колхозах посевная площадь не сокращалась ни на гектар. Так ли было в первую мировую войну, когда вдовы и сироты погибших солдат хозяйствовали в одиночку?.. А послевоенное восстановление хозяйства! Все мы знаем, как были разорены фашистскими оккупантами Украина и Белоруссия. Во многих селах ни головы тягла не осталось, и коров не осталось, и сами села были сожжены дотла. Что было бы с жителями этих сел в старое время, без колхозов? Разбрелись бы нищенствовать по всей земле. В батраки бы пошли к тем изворотливым хозяевам, которым как-то удалось уцелеть и, может быть, даже нажиться на войне. Во всяком случае, понадобились бы десятилетия, чтобы в этих местах затянуло хоть немного раны, нанесенные войной.

А в советских условиях, при колхозном строе, большинство колхозов освобожденной Украины и Белоруссии уже на второй-третий год стали засевать довоенную площадь.

Огромные силы и возможности заложены в колхозном строе. Нам есть что критиковать в смысле недостатков нашей работы в деревне, но есть чем и гордиться, есть чем восхищаться, есть что показать и своему народу и всему миру.