Том 3

Моему выступлению в «Литературке» об Ишкове не придали особого значения, может быть, еще и потому, что я только литератор, не специалист рыбак. Если же появится еще Ваша повесть, свидетельство, так сказать, очевидца и практического борца с этими безобразиями, то это уже будет — покрепче.

Вы пишете, что все в повести — факты. И письмо Микояну — факт? Когда это было, в каком году писали Вы письмо? И комиссии, и письмо Н. С. Хрущеву, и Ваши поездки в Москву, и вызов Чернышева к министру — все факты? Напишите мне все подробно — когда все это было, в каком году, какой министр снимал Чернышева, какие комиссии к Вам приезжали, каковы результаты, какие принимались решения, какие сейчас самые существенные перемены (при совнархозах), а в чем и сейчас загвоздки. Не доходит дело до полного прекращения лова рыбы на Волге на неопределенное время, как в некоторых других водоемах? И что в таком случае делать оставшимся рыбколхозам?

Изменение фамилий в повести — вполне допустимый прием. В продолжении повести очень не советую Вам вводить в сюжет смотрение героем пьесы А. Софронова в Малом театре. В пьесе «Деньги» то самое, что Вас отвращает и от романа Закруткина «Плавучая станица». Там речь идет только о мелком браконьерстве.

При окончании работы над повестью — новые главы, просмотр всего написанного, отшлифовка — избегайте повторов и выжимайте все лишнее, ненужное, крепко сокращайте. Если о чем-то можно сказать в нескольких словах — не развозите на целую страницу. Не упрощайте нарочито язык, не засоряйте его исковерканными под народную речь словечками, когда у Вас говорят «простые» люди, вроде рыбаков Кантелеева и Нехаенко. Не в этом народность речи.

О шофере в начале (как снимал он номер с выбракованной машины, на которой вернулся с фронта) — лишний кусок. Это отдельный хороший рассказ, а в повести, да еще в самом начале, он вдруг уводит куда-то в сторону.

Название повести — плохое, ничего не выражающее, кроме того, есть у Панферова роман «Волга-матушка река». Надо дать другое название.

Когда закончите повесть, пришлите мне ее опять, и будем думать об ее напечатании. Я могу Вас свести с саратовскими писателями — там издается журнал. Повесть о делах на Волге им весьма ко двору. А если они не решатся печатать — будем искать ей прибежище в других журналах, может быть, в московском альманахе «Наш современник», где я состою членом редколлегии. Я бы сейчас мог написать письмо о Вашей повести заместителю редактора альманаха Константину Ивановичу Буковскому, но еще рановато, надо, чтобы Вы ее закончили. Очень важно, чтобы повесть ставила какие-то актуальные вопросы, подводила читателя к не решенным до сих пор проблемам.

2/II 1958

А. И. Никитину

Уважаемый Алексей Иванович!

Прочитал Ваши рукописи. Простите, что задержал письмо, — не был дома, позавчера только вернулся.

Что Вам сказать о повести «Сквозь огонь» и романе «Широким шагом»? Вещи слабые. Читать их скучно. Язык бледный, невыразительный, лобовые морали, прямой расчет на актуальность (в романе особенно).

«Сквозь огонь» — очень уж прикована к пожарному делу. Нельзя так писать художественные произведения: на тему о страховании имущества от огня или о дорожном строительстве. Надо писать на общечеловеческие темы.

«Широким шагом» — рассудочная вещь. Чувства нет. Подлинного знания деревни, жизни народа — тоже нет. Все заранее и точно рассчитано: как написать роман вокруг таких-то решений и событий. Конфликты надуманные. Как раньше планировали сельское хозяйство сверху, из кабинета, так у Вас конфликты надуманы из кабинета, а не высмотрены в самой жизни. Не выношено, не выстрадано Вами то, о чем Вы пишете. И беретесь Вы за перо не потому, что переполнены какими-то жизненными наблюдениями, Вас распирает от них, и Вы не можете не высказать их народу, а просто — хочется написать о чем-то роман пообъемистее. Простите за резкость, но это ведь сразу чувствуется по рукописи — что двигало рукою автора, кровью он писал или обыкновенными чернилами.

Роман Ваш — это торопливый отклик на текущие события, забеллетризированные газетные статьи, с той существенной разницей, что статьи пишутся короче. Жили ли Вы в селе, среди колхозников? Надо ведь очень многое понаблюдать в жизни колхозников, чтобы почувствовать душу народную, язык, услышать мысли людей, о которых пишете. Никакой искусственный «др-р-раматизм» в надуманных сюжетах (вроде сцены с несостоявшейся продажей поросят) не заменит подлинной правды конфликтов, подсказанных самой жизнью.

Вот общее впечатление от Ваших рукописей. Весьма посредственно. Руку Вы уже набили, есть какое-то профессиональное умение строить сюжет, завязывать и развязывать интриги, но и только. Нет главного — глубины, остроты мысли, чувства.

Отдельные недостатки рукописей вряд ли нужно разбирать, так как не в них, собственно, дело. Общий художественный уровень и повести и романа — низок. Недостаткам нечего противопоставить. В таком большом романе — почти 500 страниц — ни одна сцена не взяла меня за душу, на всем налет искусственности.