Том 3

— Боюсь, он слишком уж примитивен, — с напускным смирением откликнулась Марпл. — Я ведь почти и не выезжаю из Сент-Мэри-Мид.

— И сумели при этом разрешить проблему всемирного значения. Нет-нет, не спорьте.

Мисс Марпл слегка покраснела, но, справившись с собой, сказала:

— Думаю, просто по тем временам я получила хорошее образование У нас с сестрой была гувернантка-немка — мы звали ее Фрейлейн. Удивительно сентиментальное было существо. Она учила нас языку цветов. Теперь он почти забыт, и напрасно — в нём столько очарования! Жёлтый тюльпан, например, означает безнадежную любовь, а китайская астра — ревность. Роковое письмо подписано «Георгин», и, насколько я понимаю, это ключевое слово. Я всё пыталась вспомнить, что этот цветок означает, но, увы… Память уже не та, что прежде.

— Во всяком случае, не смерть.

— Нет, конечно. На свете и без того много дурных примет. Но как-то всё это грустно, вы не находите?

— Да, — вздохнула миссис Бантри. — Но все-таки хорошо, когда много цветов и друзей.

— Заметьте, мы идём во вторую очередь, — попытался разрядить атмосферу доктор Ллойд.

— Помню, один поклонник долго присылал мне багровые орхидеи, — мечтательно произнесла Джейн.

— Орхидеи означают: «Ожидаю вашей благосклонности», — весело сказала мисс Марпл.

Сэр Генри, издав странный звук, поспешно отвернулся и принялся натужно кашлять.

Мисс Марпл вдруг осенило:

— Вспомнила! Георгины означают предательство и обман.

— Замечательно! Просто замечательно! — выдавил сэр Генри, вытирая со лба пот.

Тайна голубого кувшина

Нет, Джек Хартингтон был явно недоволен своим ударом. Стоя наготове с мячом, он оглянулся на метку, пытаясь определить расстояние до нее. На лице его застыло выражение полной неудовлетворенности самим собой. Вздохнув, он дважды со злостью резко взмахнул битой, срезав с земли одуванчик и пучок травы, – и лишь после этого снова приготовился к удару по мячу.

Конечно, когда человеку двадцать четыре года, а предел его мечтаний – улучшить свои результаты в гольфе, – не так-то просто выкроить время, чтобы поразмыслить, каким образом зарабатывать себе на жизнь. Пока же Джек с тоской думал о том, что пять с половиной дней из семи он вынужден торчать в этой красно-коричневой гробнице, именуемой городом. Зато с середины субботы и все воскресенье он добросовестно отдавался главному, по его мнению, делу своей жизни. Поэтому, стремясь как можно быстрее осуществить свое заветное желание, он и снял номер в небольшой гостинице, рядом с которой находились поля для игры в гольф, – «Стартон-Хит». Он вставал ежедневно в 6 часов утра, чтобы часок потренироваться, а в 8.46 ему уже надо было садиться на поезд и отправляться в город.

Единственной неудачей во всей этой затее было то, что он никак не мог добиться приличных результатов в утренние часы: довольно-таки часто «мазал» и вообще игра практически не клеилась.

Джек привычно вздохнул, крепко ухватил свою биту и в который раз повторил как заклятие: левую руку назад до отказа и не глядеть вверх.

Он уже размахнулся и вдруг буквально оцепенел, когда тишину летнего утра разорвал пронзительный крик:

– Убивают! Помогите, убивают!

Внезапно крик прервался каким-то придушенным булькающим вздохом.

Джек бросил биту на землю и ринулся на крик. Кричали где-то совсем рядом. Вообще, эта часть сельской местности была довольно дикой, и поблизости стояло всего несколько домов. Неподалеку находился небольшой довольно живописный коттедж, который давно привлекал внимание Джека своим утонченно-старомодным видом. К этому коттеджу он и бежал. Правда, дом был сейчас скрыт от него склоном холма, поросшим вереском, но он быстро обогнул его и уже через минуту остановился у маленькой, закрытой на задвижку калитки.

В саду Джек увидел девушку и тут же решил, что это именно она звала на помощь. Однако он, видимо, ошибся.

В руках у девушки была корзинка, наполненная до половины сорной травой. Она, видимо, только что разогнулась, пропалывая бурно разросшиеся анютины глазки. Странные у нее были глаза – будто эти самые анютины глазки, такие же бархатистые и темные, переливавшиеся мягкими огоньками скорее фиолетового, чем голубого цвета. Да и вся она, в этом строгом, отливающем пурпуром длинном льняном платье, походила на большой живой цветок.

Взгляд ее, обращенный на Джека, выражал нечто среднее между раздражением и удивлением.

– Прошу прощения, – произнес молодой человек. – Но это вы только что кричали?

– Кричала? Я? Нет, откуда вы это взяли?

Удивление было настолько искренним, что Джек смутился. Голос ее звучал мягко и приятно, хотя в нем чувствовался легкий акцент.

– Но вы, должно быть, тогда слышали этот крик? – воскликнул Джек. – Он донесся откуда-то отсюда.

Она с еще большим удивлением уставилась на него:

– Я совсем ничего не слышала.

Джек в свою очередь впился в нее взглядом. Не может быть, чтобы она не слышала отчаянный крик о помощи. И тем не менее спокойствие ее было естественным и не вызывало сомнений в ее правдивости.

– Но кричали где-то здесь, – настойчиво повторил он.

– А что кричали? – спросила девушка.