Том 3(2). Историческое подготовление Октября. От Октября до Бреста

Движение 3–5 июля обнаружило уже с полной ясностью, что вокруг правящих советских партий в Петрограде царит пустота. Далеко не весь еще гарнизон был тогда с нами. Были колеблющиеся части, нерешительные пассивные. Но если не считать юнкеров, не было совершенно таких частей, которые готовы были бы бороться против нас в защиту правительства или руководящих советских партий. Пришлось вызывать войска с фронта. Вся стратегия Церетели, Чернова и др. 3 июля сводилась к тому, чтобы оттянуть время и дать возможность Керенскому подтянуть к Петрограду «надежные» части. В зал Таврического дворца, окруженного густой массой вооруженного народа, входила одна депутация за другой и требовала полного разрыва с буржуазией, решительных социальных реформ и открытия мирных переговоров. Мы, большевики, встречали на улице или во дворе каждый новый отряд демонстрантов речами, в которых призывали к спокойствию и выражали уверенность в том, что при нынешнем настроении масс соглашателям не удастся создать новую коалиционную власть. Особенно решительно настроены были кронштадтцы, которых лишь с трудом удавалось сдерживать в пределах демонстрации. 4-го демонстрация развернулась еще шире — уже под прямым руководством нашей партии. Советские вожди были растеряны, речи их носили уклончивый характер, ответы, которые давал Улисс-Чхеидзе депутациям, лишены были какого бы то ни было политического содержания. Было ясно, что официальные вожди выжидают.

Ночью 4-го стали прибывать с фронта «надежные» войска. Во время заседания Исполнительного Комитета здание Таврического дворца огласилось медными звуками Марсельезы. Лица членов президиума сразу изменились. Появилась уверенность, которой так не хватало в течение последних дней. Это вступал в Таврический дворец Волынский полк — тот самый, который несколько месяцев спустя шел в авангарде Октябрьской Революции под нашими знаменами. С этого момента все изменилось. С делегациями петроградских рабочих и солдат, с представителями Балтийского флота не было больше нужды церемониться. С трибуны Исполнительного Комитета раздались речи о вооруженном мятеже, который ныне подавлен верными революции войсками. Большевики были объявлены контрреволюционной партией.

Страх, какой испытывала либеральная буржуазия в течение двух дней вооруженной демонстрации, вышел наружу в виде клокочущей ненависти, не только на газетных столбцах, но и на улицах Петрограда, особенно на Невском проспекте, где беспощадно избивали отдельных рабочих и солдат, застигнутых на месте преступной агитации. Юнкера, офицеры, ударники, георгиевские кавалеры оказались господами положения. Во главе их стали отъявленные контрреволюционеры. В городе шел беспощадный разгром рабочих организаций и учреждений нашей партии. Начались аресты, обыски, избиения и отдельные убийства. 4-го ночью тогдашний министр юстиции Переверзев сдал в печать «документы», которые должны были свидетельствовать, что во главе партии большевиков стоят подкупленные агенты Германии. Руководители партии социалистов-революционеров и меньшевиков слишком давно и слишком хорошо знали нас, чтобы верить этому обвинению, но в то же время они были слишком заинтересованы в его успехе, чтобы открыто выступить против него. И сейчас еще нельзя без омерзения вспомнить о той вакханалии лжи, которая разлилась по страницам всех буржуазных и соглашательских газет. Наша пресса была раздавлена. Революционный Петроград почувствовал, что провинция и армия еще далеко не с ним. В рабочих кварталах наступил короткий момент замешательства. В гарнизоне пошли репрессии: расформирование полков, обезоружение отдельных частей. Тем временем советские вожди фабриковали новое министерство с включением в него представителей третьестепенных буржуазных групп, которые, ничего не внося в правительство, лишали его, однако, последней доли революционной инициативы.

На фронте события шли тем временем своим чередом. Организм армии был потрясен до самых глубин. Солдаты убеждались на деле, что огромная часть офицерства, перекрасившись в начале революции в защитный красный цвет, оставалась глубоко враждебной новому режиму. В Ставке шел открытый подбор контрреволюционных элементов. Большевистские издания преследовались беспощадно. Наступление давно сменилось трагическим отступлением. Буржуазная печать бешено клеветала на армию, и если накануне наступления правящие партии отвечали нам, что мы ничтожная кучка, что армия не знает нас и не хочет знать, то теперь, когда авантюра наступления так трагически закончилась, те же лица и партии всю ответственность за неудачу возлагали на нас. Тюрьмы были переполнены революционными рабочими и солдатами. К расследованию дела 3–5 июля были привлечены все старые судебные волки царизма. При этих условиях социалисты-революционеры и меньшевики осмеливались требовать от Ленина, Зиновьева и других товарищей, чтобы те добровольно отдали себя в руки «правосудия».

После июльских дней