Читаем Том 3 полностью

Каплин. Вся твоя могучая лекция стоит три копейки. Фокстрот есть отражение чуждой нам жизни, нравов, идеологии. И не о чем тут говорить. Но мы — нация мощная, нам фокстрот не страшен.

Женя(с места). Когда вы кончите этот великий диспут, позовите меня ужинать. Я понимаю.

Генриета. А мне жаль, что у нас мало таких диспутов. Мы очень редко говорим на общие темы.

Денис. А имеют время физики для общих тем? Хорошо этим… как их… филологам. Не наука — сплошной праздник.

Укропов. Так что же получается? Я спрашиваю собрание, стиляга Лев Порошин или не стиляга?

Хор. Не сти-ля-га! Не сти-ля-га!

Укропов. Все. Повестка дня исчерпана. Собрание закрыто. Детки, не забывайте, что завтра у нас денек тяжелый. Дыхнуть будет некогда.

Голоса. Да-да… действительно.

— Забыли…

— Завтра уйма лекций… и семинар… и лаборатории.

— Женя, просыпайся. Идем ужинать.

Затемнение

<p>Сцена шестая</p>

В блоке Зины Пращиной. Днем. Саня, Ларисов.

Саня(нежно). Эдик, закрой, пожалуйста, окно. Манера — вечно комнату проветривать.

Ларисов. Черт знает, какая высота. Брррр!

Саня. Боишься?

Ларисов. Не боюсь, но страшно… по идее.

Саня. Это Зинка вечно держит окно раскрытым. Даже когда ветер. А тут ветра дикие.

Ларисов. Высота, понятно. Позволь, значит, ты с нею живешь здесь?

Саня. Теперь — да. Раньше с Вавкой жила. Жалею. Зинка меня безбожно пилит. Из-за тебя. Вообще у нее манера совать нос не в свои дела. Но она — хорошая.

Ларисов. Немыслимая дрянь.

Саня. Не любишь?

Ларисов. Не то слово.

Саня. И боишься.

Ларисов. Ты боишься — да! Мало своей воли.

Саня. А у тебя много? Много, и все равно ты ее боишься.

Ларисов. Она, видите ли, думает, что она меня раскусила. Я таких не перевариваю. Ты тоже считаешь, что она меня раскусила?

Саня. Если бы я раскусила… а то она! Ты опять вино? Я не имею желания.

Ларисов. У тебя минор?

Саня. Минор. Все суют свой нос. Я в университете под вопросом. Слышишь?

Ларисов. Весь внимание.

Саня. Но вообще они хорошие.

Ларисов. Меня выгнали — не растерялся. Я тебе достану справку какую хочешь. Пойдешь на заочный. Мило-дорого.

Саня. Все равно работать надо. Что я буду амать?

Ларисов. Тоже сделаю.

Саня. Что ты сделаешь! Сам живешь не пойму как… как-то беспредметно. А вообще уйти неплохо. Как мне надоели эти стены! Эх, был бы ты человек! Поехали бы… в Сочи, что ли… Ах, Сочи, Сочи, что это там за Сочи? Но ты не человек. Ты — одноклеточный. Зинка так тебя зовет, не обижайся. Сядь рядом, одноклеточный, давай целоваться.

Ларисов. Выпей.

Саня. А по-человечески не можешь? Язвишь?

Ларисов. Мы обреченное поколение. (Автоматически.) «Наша жизнь — простыня да кровать. Наша жизнь — поцелуй да в омут»[25].

Саня. Ну и гадко.

Ларисов. Есенин.

Саня. Все равно гадко. А впрочем… омут. Я понимаю.

Ларисов. Бери, это же водица.

Саня. Пристанет, не отвяжешься. Слушай, кто у тебя отец?

Ларисов. Я говорил — профессор… по металлам.

Саня. Отец по металлам, а ты…

Ларисов. Ничто. Не возражаю, детка. Лучше быть независимым ничем, чем зависимым чем-то.

Саня. Ты прав, хоть ты говоришь ерунду. Я понимаю, что ерунда, но мне безумно нравится. Вот диалектика! Дошло? Нет. Глаза без всякой мысли, но ты умеешь… это поразительно, как ты умеешь выражать презрение своими пустыми глазами. И я заметила, у всех твоих друзей такие же насмешливые глаза. Как вы это делаете?.. Я не должна встречаться с вами. Группа против. Так противно.

Ларисов. Ты разболтала? Они меня знают?

Саня. Не бойся, никого они не знают. Вообще против., Но я плевала. Эдик, не мотайся, посиди рядом, шепни мне что-нибудь. Будь как прежде.

Ларисов. Ты мой ангел.

Саня. Продолжай. Только не надо про атомную бомбу. Действует на психику.

Ларисов. Ты мой ангел.

Саня. Найди другое… ты умеешь.

Ларисов. «Выпьем, бедная подружка бедной юности моей»?

Саня. Не бедная, а добрая подружка. Сказала — нет, значит, нет.

Ларисов. Саня, ты действительно мой ангел.

Саня. Эдик, это уж слишком. Ты же не одноклеточный.

Ларисов(как бы невзначай). Саня, я придумал трюк. Грандиозно. Я подыскал новую компанию. Там ты будешь называться моей сестрой.

Саня. Пожалуйста. Пусть сестра.

Ларисов. Ты согласна?! Вот умница. (Весьма доволен.)

Саня. Что тут умного? А зачем тебе?

Ларисов. Тот дом, в который я тебя поведу… мне неудобно туда являться с девушкой. Сестра — другое дело. Грандиозный дом. Кормят… с ума сойдешь.

Саня(безразлично). Мы с Зинкой на единственной стипендии. Кое-что перепадает от матери… живем!

Ларисов. Итак, ты моя сестра. На днях я тебе звоню.

Саня. Как, уходишь?

В прихожей появляется Зина.

Ларисов. Надо, детка. Волка ноги кормят. На днях позвоню. Получишь грандиозное удовольствие.

Перейти на страницу:

Все книги серии Н.Ф. Погодин. Собрание сочинений в 4 томах

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза
Ладога родная
Ладога родная

В сборнике представлен обширный материал, рассказывающий об исключительном мужестве и героизме советских людей, проявленных в битве за Ленинград на Ладоге — водной трассе «Дороги жизни». Авторами являются участники событий — моряки, речники, летчики, дорожники, ученые, судостроители, писатели, журналисты. Книга содержит интересные факты о перевозках грузов для города и фронта через Ладожское озеро, по единственному пути, связывавшему блокированный Ленинград со страной, об эвакуации промышленности и населения, о строительстве портов и подъездных путей, об охране водной коммуникации с суши и с воздуха.Эту книгу с интересом прочтут и молодые читатели, и ветераны, верные памяти погибших героев Великой Отечественной войны.Сборник подготовлен по заданию Военно-научного общества при Ленинградском окружном Доме офицеров имени С. М. Кирова.Составитель 3. Г. Русаков

авторов Коллектив , Коллектив авторов

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Проза / Советская классическая проза / Военная проза / Документальное