Сократ. Стало быть, это рассуждение, указав на память, приводящую к предметам вожделения, открывает, что всякое влечение и вожделение всех живых существ, а также руководство ими принадлежит душе.
Протарх. Совершенно правильно.
Сократ. Поэтому наше рассуждение отнюдь не допускает, чтобы наше тело жаждало, или голодало, или испытывало что-либо подобное.
Протарх. Сущая правда.
Сократ. Приведем по этому поводу еще и следующие соображения. Наше рассуждение обнаруживает, по-видимому, содержащийся здесь некий вид жизни.
Протарх. Где именно и о какой жизни ты говоришь?
Сократ. О наполнении и опорожнении и обо всем том, что относится к сохранению живых существ и их гибели. Если кто-либо из нас находится в одном из этих состояний, то он либо страдает, либо радуется в зависимости от происходящих изменений.
Протарх. Это так.
Сократ. А что бывает, когда человек находится в промежуточном состоянии?
Протарх. Как в промежуточном?
Сократ. Когда он испытывает страдание, но помнит об удовольствии, так что если бы последнее наступило, то страдание прекратилось бы;
однако человек этот еще не наполнился. Что же тогда? Скажем ли мы, что он находится в промежуточном состоянии или нет?
Протарх. Конечно, скажем.
Сократ. Так что же? Скорбит он или радуется?
Протарх. Ни то ни другое, клянусь Зевсом, но он страдает каким-то двойным страданием; телесно – из-за своего состояния, душевно же – поскольку ждет и томится.
Сократ. Как, Протарх, понимаешь ты двойственность страдания? Разве не бывает, что иногда кто-нибудь из нас, испытывая пустоту, явно надеется на восполнение, иногда же, напротив, испытывает безнадежность?
Протарх. Конечно, бывает.
Сократ. Не кажется ли тебе, что, надеясь быть наполненным, человек радуется благодаря памяти и вместе с тем, испытывая пустоту, скорбит?
Протарх. Неизбежно так.
Сократ. Стало быть, в этих случаях человек и прочие живые существа одновременно и печалятся, и радуются.
Протарх. Как будто так.
Сократ. А что бывает, когда у того, кто испытывает пустоту, нет никакой надежды достичь наполнения? Не бывает ли тогда двойного состояния скорби, которое ты только что указал, без обиняков принявши его за таковое?
Протарх. Истинная правда, Сократ.
Сократ. Воспользуемся же этим разбором упомянутых состояний следующим образом…
Протарх. Каким?
Сократ. Скажем ли мы, что все эти страдания и удовольствия истинны или что все они ложны? Или же признаем одни из них истинными, а другие – нет?[35]
Протарх. Но каким же образом, Сократ, удовольствия или страдания могут быть ложными?
Сократ. А каким же образом, Протарх, бывают истинными или ложными страхи, ожидания и мнения?[36]
Протарх. Насчет мнений я, пожалуй, готов сделать уступку, но относительно всего прочего – нет.
Сократ. Что ты говоришь? Однако мы затеваем, по-видимому, нелегкое рассуждение.
Протарх. Конечно.
Сократ. Но нужно посмотреть, подходит ли оно, о сын столь славного человека, к прежним нашим рассуждениям.
Протарх. Пожалуй, нужно.
Сократ. Итак, нам придется распрощаться со всеми длиннотами, вернее, со всем тем, что было сказано не к месту.
Протарх. Правильно.
Сократ. Смотри же: меня постоянно приводят в изумление те спорные положения, которые мы только что высказали. Как ты сказал? Не может быть, чтобы одни удовольствия были ложными, другие же – истинными?
Протарх. А как это возможно?
Сократ. Ведь ни во сне, ни наяву, как ты говоришь, ни в приступе исступленности и безумия никому никогда не случается думать, что он радуется, нисколько при этом не радуясь, или что он печалится, нисколько при этом не печалясь.
Протарх. Все мы полагаем, Сократ, что это так.
Сократ. Но правильно ли это? Не нужно ли еще рассмотреть, правильно ли говорить так или нет?
Протарх. Я сказал бы, что нужно.
Сократ. Определим же еще яснее только что сказанное относительно удовольствия и мнения. Ведь «иметь мнение» значит же у нас что-нибудь?
Протарх. Да.
Сократ. А «испытывать удовольствие»?
Протарх. Тоже.
Сократ. А то, о чем мы имеем мнение, также есть нечто?
Протарх. Как же иначе?
Сократ. И то, от чего получающий удовольствие его получает?
Протарх. Разумеется.
Сократ. Стало быть, имеющий мнение, правильное ли оно у него или нет, в действительности никогда не утрачивает обладания мнением?
Протарх. Как же он мог бы его утратить?
Сократ. Точно так же испытывающий удовольствие, правильно ли он испытывает его или нет, никогда, очевидно, не утрачивает действительного обладания этим удовольствием.
Протарх. Да, это так.
Сократ. Нам нужно, следовательно, рассмотреть, каким образом мнение бывает у нас обычно ложным и истинным, а удовольствие – только истинным, в то время как им обоим одинаково свойственно действительно быть мнением и удовольствием.