Они совершенно равнодушны ко всему, что их просят делать. В понедельник они надевают лохмотья нищенки для господина Пампера, чьи полные патетики сцены современной жизни исторгают у зрителей потоки слез, а во вторник идут позировать в пеплуме господину Фебу, уверенному, что все истинно художественные темы непременно относятся к периоду до Рождества Христова. Они беззаботно проносятся сквозь столетия, беззаботно меняют костюмы и, подобно актерам, интересны только тогда, когда не бывают самими собой. Они на редкость добродушны и очень легко приспосабливаются к обстоятельствам. «Для чего вы будете позировать?» — спросил молодой художник у натурщицы, показавшей ему свою визитную карточку (все они, между прочим, хранят визитные карточки в черных кожаных сумочках). «О, для чего хотите, сэр,— ответила девушка,— хоть для пейзажа, если нужно».
Следует признать, что в интеллектуальном отношении они заурядны, но физически само совершенство, по крайней мере некоторые. Хотя никто из них не говорит по-гречески, многие могут походить на женщин Эллады, что для художника девятнадцатого века, естественно, имеет большое значение. Если им позволяют, они охотно болтают, но ничего не говорят по существу. Такие banalités [197], как от них, можно услышать только в кругах богемы. Хотя они не в состоянии оценить художника как художника, они вполне способны оценить его как человека. Они очень чутки к доброте, уважению и щедрости. Красивая натурщица, два года позировавшая одному из наших выдающихся живописцев, обручилась с уличным продавцом мороженого. На свадьбу художник прислал ей изящный подарок и в ответ получил письмо с благодарностью и такой вот любопытной припиской: «Никогда не ешьте зеленого мороженого».
Когда они устают, опытный художник дает им передохнуть. Они садятся в кресло и читают грошовые романы ужасов, пока их не попросят оторваться от литературной трагедии и вновь принять участие в трагедии искусства. Некоторые из них курят. Остальные натурщицы относятся к этому как к желанию выглядеть серьезной и обычно не одобряют. Их приглашают позировать на целый день или на полдня. Оплата — шиллинг в час, а мэтры всегда добавляют и на проезд в омнибусе. Больше всего в них привлекают удивительная миловидность и предельная благовоспитанность. В общем, они ведут себя очень достойно, в особенности те, кто позирует обнаженными — факт забавный или естественный в зависимости от того, как смотреть на человеческую природу. Обыкновенно они удачно выходят замуж, иногда и за художников. В любом случае после свадьбы они перестают позировать. Для художника жениться на своей натурщице так же фатально, как для gourmet [198] — на собственной поварихе. Первая не будет позировать, вторая — откажется готовить обеды.
В целом английские натурщицы очень naïve [199], естественны и добродушны. Миловидность и пунктуальность — вот добродетели, которые художник ценит в них превыше всего. Каждая разумная натурщица ведет запись приглашений и опрятно одевается. Самое скверное для них время года - это, конечно, лето, когда художники уезжают за город. Однако в последнее время некоторые живописцы стали приглашать натурщиц сопровождать их, а на попечении жены одного из наших самых обаятельных художников часто находились три или четыре натурщицы, чтобы работа ее мужа и его друзей не прерывалась. Во Франции натурщицы en masse [200] устремляются на лето в приморские поселки или лесные деревушки, где художники живут колониями. Но английские натурщицы, как правило, терпеливо ждут возвращения художников в Лондон. Почти все они живут с родителями и помогают им по дому. У них есть все достоинства для того, чтобы их обессмертило искусство, — все, кроме красивых рук. Руки у английских натурщиц, за редким исключением, грубые и красные.