Том 3

Далее, вы совершенно неверно оценили Харгроува. Вы, видать, спутали его с Хамфризом и решили, что он будет добиваться своего угрозами и шантажом. Какое там! Это человек безупречной честности с прекрасной репутацией в высших кругах. В его словах нет и тени лукавства. Мне, жалкому заключенному без гроша в кармане, тягаться с Харгроувом и сэром Джорджем Льюисом — что может быть глупее? Торговаться с ними нелепо. Ведь Харгроув уже тридцать лет как семейный адвокат у Ллойдов, он по первому слову моей жены готов ссудить ей хоть десять тысяч. Я спрашивал у Холмэна, теряется ли право на приданое в случае развода. Он ничего не ответил. А на поверку все выходит так, как я подозревал.

А взять эти длиннющие письма, где вы с дурацкой серьезностью советуете мне «не уступать своих родительских прав», — эта фраза в них встречается без малого семь раз. Права! Да нет у меня никаких прав. Возможность подать иск, который через десять минут разбирательства у мирового судьи разлетится в пух и прах, — это вы называете правом? Просто удивительно, в какой тупик вы меня загнали. Насколько лучше было бы, если бы вы меня послушались, ведь тогда жена еще была ко мне расположена и готова была позволить мне видеться с детьми и проводить с ними время. А. Д. вынудил меня встать в ложное положение по отношению к его отцу и не дал мне из него выпутаться. А теперь Мор Эйди с лучшими намерениями ставит меня в ложное положение по отношению к моей жене. Даже если бы я имел законные права, — а я их не имею, — куда приятнее было бы пользоваться привилегиями, данными мне от всего сердца, чем добиваться их силой. Жена была чрезвычайно добра ко мне, но теперь она, естественно, пойдет против меня. Она предупредила меня, что, если я позволю своим друзьям с ней торговаться, она примет соответствующие меры, — и, без сомнения, так она и сделает.

Опять же, если Суинберн, обращаясь к Марии Стюарт, сказал:

В своей вине невинности превыше
Ты вознеслась! —

то мои друзья должны признать, что хотя некоторые пункты — три, если быть точным, — моего обвинительного заключения имеют отношение не ко мне, а к моему наперснику, все же я не очень-то похож на невинного агнца. Увы, перечень моих извращенных страстей и болезненных увлечений мог бы занять немало пламенеющих страниц. Мне приходится говорить об этом — хотя иных это способно удивить и, пожалуй, шокировать, — поскольку Мор Эйди написал мне, что противной стороне придется приводить точные даты и все обстоятельства прегрешений, которые будут мне инкриминированы. Он что, всерьез полагает, что, если я пройду через еще один допрос, суд поверит каждому моему слову? Как будто мне мало позорного поражения от Куинсберри! Да, конкретные обвинения несправедливы. Но это не более чем частность. Если ты напился пьян, какая разница, красное вино ты пил или белое? Если ты подвержен половым извращениям, какая разница, где и когда это проявилось?

Я с самого начала говорил, что надеюсь только на заявление жены о прощении. Но теперь я понимаю, что это заявление мало что значит, если человеку можно поставить в вину не одну, а несколько супружеских измен. Моя жена просто скажет, что измену с А она, так и быть, прощает, но о Б ничего не знала, а о том, чтобы простить измену с В, не может быть и речи. Есть книжечка ценою в шиллинг — а за наличные деньги всего-то в девять пенсов — под названием «Сам себе адвокат». Если бы мои друзья догадались послать мне ее или просто сами ее прочли, вся эта суета и все эти расходы отпали бы сами собой. Впрочем, хоть вы и виноваты ab initio[256], я теперь склонен считать, что все происходящее — к лучшему и что мир — не просто хаос, в котором случай смешивает все карты. А поступлю я вот как. Я не буду противиться разводу. Не думаю, что власти начнут против меня новый процесс. Это было бы чересчур жестоко даже для британских властей. Для начала я верну жене мою долю в приданом, пока ее у меня не забрали. И, в-третьих, я заявлю, что мне не нужно от нее ничего — ни доли в доходах, ни содержания. Поступить так будет и проще, и достойнее всего. Хотя мне придется худо. Лишение родительских прав будет для меня тяжелым ударом.