Том 3. Антикварий

Не переставая говорить, он тащил Ловела вперед, пока они не достигли Монкбарнса и Ворота Паломника не остались за ними. Может быть, никогда еще они не впускали двух пешеходов, более нуждавшихся в отдыхе. Ибо усталость Монкбарнса была в известной степени связана с нарушением его привычек, а его более молодой и более крепкий товарищ пережил в этот вечер душевное волнение, которое измучило и утомило его даже больше, чем огромная затрата телесных сил.

ГЛАВА IX

Вы смелы? Духа увидать не прочь?

Так будьте нашим гостем в эту ночь.

Коль вас не испугает ни шуршанье

Оконной шторы, ни цепей бряцанье,

Коль призраку дерзнете вы сказать,

Когда начнет он обходить кровать:

«Зачем ты бродишь, бормоча заклятья? » -

Что ж… комнату для вас велю прибрать я.

«Истинная история»

Антикварий и Ловел вошли в комнату, где обедали днем и где их теперь шумно приветствовала мисс Олдбок.

— Где же младшая представительница твоего пола? — спросил антикварий.

— Представь, братец, когда поднялась вся эта сумятица, Мария не пожелала меня слушать и отправилась на Хелкит-хед. Меня удивляет, что ты не видел ее на утесе.

— А? .. Как? .. Что ты говоришь, сестра? Девочка в такую ночь побежала на Хелкит-хед? Боже праведный! Значит, несчастья этой ночи еще не кончились!

— Да погоди, Монкбарнс! Нельзя же быть таким необузданным и упрямым!

— Чепуха, женщина! — нетерпеливо закричал взволнованный антикварий. — Где моя дорогая Мэри?

— Там, где и тебе следует быть: наверху, в теплой постели.

— Я мог бы поручиться, — промолвил Олдбок, рассмеявшись с явным облегчением, — я мог бы поручиться, что ленивой обезьянке было бы и горя мало, если бы мы все утонули. Почему же ты сказала, что она ушла?

— Но ведь ты не захотел дослушать меня, Монкбарнс! Она уходила и вернулась с садовником, как только убедилась, что никто из вас не свалился со скалы и что мисс Уордор благополучно усажена в коляску. Мэри пришла домой четверть часа назад, ведь сейчас уже почти десять. Бедняжка вся промокла, и я влила ей в кашу рюмку хереса.

— Правильно, Гризл, правильно! Пусть женщины возятся друг с другом. Но послушай, моя почтенная сестра. Не пугайся слова «почтенная». Оно подразумевает много похвальных качеств, кроме возраста. Впрочем, и это качество почтенное, хотя женщинам меньше всего нравится, если их почитают за него. Но оправдай мои слова: угости нас с Ловелом остатками куриного пирога и портвейна.

— Куриный пирог… портвейн… да что ты, братец! Ведь остались одни косточки и капля вина.

Лицо антиквария омрачилось. Он был слишком благовоспитан, чтобы в присутствии постороннего показать, как он удивлен и рассержен исчезновением кушанья и напитка, на которые он с полной уверенностью рассчитывал. Но сестра отлично поняла его гневные взгляды.

— Боже мой, стоит ли так горевать из-за пустяков?

— Я не горюю, как ты выражаешься, женщина!

— Но зачем так хмурить брови и печалиться из-за кучки костей? Если хочешь знать, приходил пастор. Этот достойный человек был крайне огорчен, узнав, в каком ты опасном положении. Он так и сказал. Ты ведь знаешь, какой у него дар слова! И он решил не уходить, пока не получит успокоительных сведений о всех вас. Он прекрасно говорил о том, как мы должны покоряться воле провидения… Достойный человек. Как он говорил!

Олдбок ответил ей в том же тоне:

— Этот достойный человек ждет не дождется, когда мое поместье отойдет к наследникам по женской линии. Все ясно! А пока он выполнял свой христианский долг, утешая тебя в этом грозящем бедствии, очевидно, и исчезли пирог с курятиной и мой добрый портвейн?

— Дорогой брат, как ты можешь говорить так, едва спасшись от гибели на утесах!

— Да, я спасся удачнее, чем мой ужин от пасторских зубов! Надеюсь, больше спорить не о чем?

— Оставь это, Монкбарнс! Ты говоришь, словно в доме нет другой еды. Разве ты не хотел бы, чтобы я предложила легкую закуску честному человеку, проделавшему пешком всю дорогу от пасторского дома?

Олдбок стал не то насвистывать, не то напевать конец старинной шотландской песенки:

Сперва белый пудинг сожрали,
Вот с черным покончили, ох!
И думал хозяин уныло:
«Хоть черт их пристукнул бы, ох! »