Том 3. Бабы и дамы. Мифы жизни

Не скажу, чтобы вечер оставил во мне впечатление большой оригинальности и занимательности. Было, право, то же самое, что на наших балах, – даже не карикатура, а именно то же самое: только позы и жесты более угловатые да речь – либо застенчивая не в меру, либо вычурная – по фельетонам бульварных газет. Я понравилась. За мною ухаживали, мне говорили комплименты. Но вот что меня поразило: никто из кавалеров этой «хамской» вечеринки не говорил своей даме и тысячной доли тех пошлостей, двусмысленностей, сальных каламбуров, какими занимают нас – demi-vierges[26] – под видом флёрта, Петьки Аляповы и компания. Флёрт был и тут, были шутки – наивные, нескладные, часто грубые, но не гнусные. Эта непривычная почтительность мужчин к женской стыдливости даже больно кольнула меня, на минуту.

«Вот, – думала я, – мою горничную, о которой я наверное знаю, что она падшая девушка, мужчины ее круга уважают, щадят ее слух, ее предполагаемое – официальное, что ли – целомудрие. А наши мужчины? За что они наполняют наши уши, отравляют наше воображение своею, собранною на улице и в шато-кабаке, грязью? Мы невинны, а с нами обращаются как с последними… Меня отучили краснеть от гадких намеков, потому что это смешно: как же, помилуйте, девушке за двадцать, а она „не понимает…“»

У закуски хозяйка почти насильно заставила меня выпить две рюмки мадеры. От комнатной жары вино ударило мне в голову. За ужином мой сосед, фельдшер из военного госпиталя усердно подливал мне какую-то шипучку, вроде плохого шампанского, приговаривая:

– Нельзя-с, извольте кушать, не извольте обижать Лизавету Леоновну, ибо такой уж сегодня для них монументальный предел времени.

Среди ужина в столовую вошли два запоздалых гостя – судя по шумным приветствиям, их встретившим, из почетных. Вглядевшись в старшего из них, я едва не ахнула, а Таня, сидевшая насупротив меня, уронила рюмку: мы узнали в пришедшем Петрова – домашнего письмоводителя и большого любимца моего отца. Он сразу признал меня: на его спокойном, вежливом лице выразилось изумление; однако он не сказал ни слова. На Таню было жаль смотреть. Конец ужина, – а он был нескорый, – я, разумеется, – просидела как на иголках.

– Господи! Себя вы осрамили, а меня погубили! – отчаянным голосом бросила мне Таня, когда наконец встали из-за стола.

– Как же ты не предупредила меня, что здесь можно его встретить? – возразила я.

– Да он сказал мне, что не будет. что барин Михаил Александрович занял его на весь вечер какою-то работой. Да, видно, освободился, и принес его черт на наше несчастье.

Я не потеряла присутствия духа. Отец всегда хвалил Петрова как малого честного, порядочного и – когда надо и захочет – умеющего держать язык за зубами. Я смело подошла к нему и, не конфузясь вопроса в его удивленных глазах, начала с ним тихий разговор:

– Петр Васильевич, вы узнали меня?

– Узнал-с, Елена Михайловна, и ума не приложу-с, – откровенно сказал он, разводя руками.

– Нечего и прикладывать. Просто захотелось пошалить. Вы – не правда ли? – будете добрый, не выдадите меня? Никому не расскажете?

Я смотрела на Петрова умоляющими глазами. Он покраснел. – Никому-с.

– Честное слово?

– Честное слово.

– Вот и спасибо! А за. это, – я во весь остальной вечер не буду танцевать ни с кем, кроме вас.

Таня, когда узнала, что Петров дал честное слово не выдавать нас, совершенно успокоилась.

– Его слово – каменная стена.

Еще танцевали. И еще, и еще. Таня отозвала меня в сторону.

– Барышня, – шепнула она, – будьте такие добрые… коли насмотрелись на наше веселье, позвольте проводить вас к Христине Николаевне.

– Вот! Так рано? Зачем?

– Да извольте ли видеть… Михайло мой приглашает меня в ресторан: что, говорит, здесь гнилую селедку жевать? Нешто мы сами себе не можем сделать удовольствие?.. А я страсть давно не была в ресторане… Кабы вы разрешили, – смерть хочется. Я ему говорила, что затруднительно мне, что подругой обязана. А он говорит: тащи и подругу… вас, то есть… Ну этого, известное дело, где же? А я такое придумала, что провожу вас, а он пущай издали следует, и, как провожу, сейчас с ним в ресторацию…

Мне было очень весело. В голове шумело. Я расхохоталась.

– Отчего же ты не хочешь взять меня с собой?

– Барышня, да я бы душою рада… но как же?.. Несолидно будто…

– Шалить так уж дурить до конца… Я поеду. Только вот что. Ты будешь любезничать с своим Михайлом, тебе будет весело, а кто же станет развлекать меня? Надо четвертого… либо подружку, либо кавалера… мне все равно. Таня весело кивнула головой и отошла к Михаиле.

– Петров давеча просился, чтобы Михайло принял его в компанию; они приятели, оба гжатцы, земляки, – сказала Таня минут через десять. – Как полагаете?

– Принимай, – засмеялась я, – тем лучше: вернее не выдаст нас, если будет виноват вместе с нами…

Она тоже засмеялась.

– Верно. А вы с ним будьте поласковее. Он ничего, парень хороший, как есть «комильфот», за него даже купчиха хотела замуж выйти.