Том 3. Дружба

Теперь и Лариса услышала пение петуха. Значит, кто-то из мирных жителей уже обзавелся живностью. Голосистый зов птицы ворвался в подземелье, как призыв к радости.

— Хорошо! — торжествовала Софья. — По народным поверьям, когда запоет петух, сгинет, рассыплется нечистая сила.

— Здесь наоборот получилось! — сказала Лариса, улыбаясь сквозь слезы. — Сгинула нечистая сила, и запел петух.

— Да ты слушай, как он поет! — Софья зажмурилась, блаженно улыбаясь. — Даже музыка Шопена, даже романсы Чайковского не доставляли мне никогда такого удовольствия!

* * *

В это время в палате для легкораненых проснувшаяся Варвара светло и робко смотрела на Ивана Ивановича, сидевшего около ее постели.

— Почему вы дежурите возле меня? — спросила она. — Разве мне было очень плохо? Неужели некому подежурить, кроме вас?

— Ты столько ночей провела возле раненых, которых я оперировал!..

— Долг платежом красен? Да? — смущенно пошутила она.

— Это не долг. Мне с тобой очень хорошо, — ответил он без улыбки. — Ты жива, Варенька, и я счастлив! — Он взял ее здоровую руку, бережно и нежно прижал к губам. — Скажи, ты хочешь… навсегда вместе?

Она молча провела горячей ладонью по жесткому ежику его волос, по лицу и тихо засмеялась, чуть морщась от боли, обаятельная в непосредственном выражении своего большого чувства.

62

Первого февраля 1943 года южная группа гитлеровцев в центре города перестала существовать: Паулюс со всем штабом сдался в плен. На другой день была вынуждена прекратить сопротивление северная группа в районе заводов. В городе наступила удивительная тишина. Повсюду затрепетали на ветру красные полотнища: бойцы с риском для жизни взбирались на стены развалин, на фермы разбитых цехов, лишь бы повыше поднять дорогие сердцу флаги. И сразу зазвучали на загроможденных улицах песни, заиграли гармони, пошла пляска. Плясали «русскую» с удалой присядкой, с лихим присвистом, плясали развеселый гопак, стремительную, как полет горного орла, лезгинку. Все, кто воевал в Сталинграде, веселились от души. Не обходилось, конечно, без выпивки, и тогда еще громче раздавались стук солдатских сапог и задорные частушки. Война не кончена. Еще долго придется драться с фашистами, но здесь, в Сталинграде, им уже не бывать.

— Теперь будем гнать фрицев до самого Берлина, — говорили солдаты.

— Гуляй, братва, а завтра опять в поход. Фронт-то, вон он где шагает!

Рвался немец прямо к Волге,
Только путь до Волги долгий.
Впер вояка в Сталинград,
Да не выбрался назад.

Звонко вторили, звенели женские голоса. И рыдания слышались: мирные жители с котомками за плечами, с санками, груженными домашним скарбом, уже бродили среди груд щебня, где когда-то были их родные дома, заглядывали в блиндажи.

— Ну что же, пока и в землянке можно пожить, и в подвале не плохо устроиться…

Четвертого февраля был назначен общегородской митинг. По этому случаю Варя с утра упросила Решетова отпустить ее из госпиталя: она тоже хотела присутствовать на митинге. В шапке-ушанке и мужском полушубке, подпоясанном ремнем, — больное плечо внапашку, — она вышла из штольни вместе с Иваном Ивановичем.

— Пойдем на Волгу! — попросила Варя, когда они, заглянув в город, прошли по тропинкам, проложенным через заваленные улицы. — Я чувствую себя прекрасно, честное слово!

Они выбрались из толпы на перекрестке и вдруг увидели Платона Логунова. Он, тоже в полушубке, в шапке-ушанке и валенках, стоял и смотрел вверх: голуби кружились над пустой коробкой многоэтажного дома, садились на балконы, на задымленные проемы окон.

— Здравствуйте, Платон! — сказали в один голос Варя и Иван Иванович.

Логунов вздрогнул, посмотрел на них, лицо его сразу помрачнело.

«Поздравьте нас, Платон Артемович!» — хотел сказать доктор, но почувствовал, как больно Логунову видеть его вместе с Варенькой, и ничего не сказал. Вместо того спросил:

— Что вы тут разглядываете?

— Да вот… голуби! — продолжая исподлобья смотреть на Варю, невольно любуясь ею и невольно сердясь на нее, ответил Логунов. «Ранена, убежала из госпиталя — и на тебе, гуляет по городу! Что ж, понятно! Все выражение ее показывает, как она счастлива». — Прилетели голуби. — Логунов резко отвернулся и, щурясь не то от сердечной боли, не то от солнца, посмотрел вверх. Откуда они взялись? Здешние-то погибли, наверно… И мальчишки! Что делают, дьяволята!

Мальчишки действительно уже карабкались по остаткам лестниц, по балкам перекрытий, по батареям и крючкам парового отопления, подкрадываясь к птицам, поднимаясь все выше до верхушек стен, покрытых лишь синевой неба.

— Отчаянный народ эти мальчишки! — сказал Логунов глуховатым голосом.

— Да-да-да! Мирное население уже возвращается, — поддержал разговор Иван Иванович.

— Софья Вениаминовна говорит, что у нас по соседству объявился петух, — полушутя сообщила Варя, которая тоже понимала душевное состояние Платона.