Том 3. Дружба

Логунов представил скопившиеся у Дона массы войск и мирного населения. Переправу надо было прикрывать во что бы то ни стало.

«Получить бы подкрепление. Вон танки идут… Что мы с ними будем делать? Ума не приложу!.. Хотя бы бронебойщиков нам подбросили. И гранат мало. Вся надежда на бутылки с горючкой, с запалом, взрывающимся от броска. Отбивались этими бутылками от танков прошлой осенью под Москвой, и нам приходится… Верно говорится: голь на выдумки хитра».

Подозрительное движение в неглубокой заросшей дубняком балке справа привлекло внимание Логунова, и он дал команду минометчикам. Гулкий звук выстрела раздался тотчас же, как будто лопнуло что-то.

«Пошла!» — отметил Логунов, успев проследить за миной, которая стремительно уходила в небо, буравила дымную голубизну, скрываясь в ней, как черный камень, брошенный из пращи. Где-то там она сделает крутую дугу и с навеса ударит.

С этой мыслью Логунов присел возле замолкших телефонов на дне окопа, достал из полевой сумки блокнот и карандаш. Положив на колено планшетку, он писал торопливо о потерях роты в людском составе, о потерях материальной части; обращал внимание командования на подходящие танки врага; требовал подкрепления и тут же как политработник батальона сообщал о моральном состоянии людей:

«Несмотря на большие потери, все атаки отбиты, и это поддерживает боевой дух гвардейцев».

Потери были не только большие — страшные, однако Логунов не стал распространяться по этому поводу, решив, что упомянутое им число говорит само за себя. Комбат учтет их в рапорте командиру полка, и подкрепление пришлют обязательно.

Потом взгляд Логунова остановился на связном — быстроглазом, юношески проворном красноармейце Мохове.

— Давай, дружище, к комбату.

— Есть, к комбату!

Мохов деловито одернул гимнастерку, нырнул в соединительный ход, пробежал, упал, пополз, каблуки сапог сверкнули серебром высветленных подковок.

22

«Конечно, танки могут пройти и стороной, — размышлял Логунов, с тревожным нетерпением поджидая связного — проскочит ли? Вот минометы с той стороны заговорили, наверно, ползет теперь по балочке. За одним человеком так охотятся, потому что он сотни стоит. А как против нас прут! Ведь степь широка. Одна наша высотка не преграждает пути к Дону. Что тут у нас? Ни стальных ежей, ни проволочных заграждений, ни дзотов. Горсть солдат на голой земле. Значит, страшатся обойти эту горсть, оставив ее в своем тылу. Стараются все начисто смести на пути. Но мы и мертвые не дадим вам покоя: за нашу кровь найдутся мстители». Стараясь утишить свое волнение, Логунов дал команду, как электрический разряд, пробежавшую по линии обороны:

— Приготовиться к отражению танковой атаки!

— Разрешите доложить! — крикнул запыхавшийся Мохов, как с неба сваливаясь в окоп.

— Ранен? — Логунов почти выхватил у связного смятый листок.

Мохов отрицательно потряс головой, хотя был не только в земле, но и в крови, он просто не ощущал боли, возбужденный перенесенной опасностью, и собственной лихостью, и тем, что предстояло еще пережить в самое ближайшее время.

Маленький клочок бумаги, доставленный им, вырван из блокнота… Логунов машинально посмотрел на оборот записки и снова перечитал ее! «Против вас брошено около сорока танков…» «Ничего себе! По-видимому, гитлеровцы получили приказ разутюжить нашу высотку, чтобы о ней и помину в степи не осталось!» «Наступление противника будет поддержано авиацией и минометами…» «Минами нас и без того засыпали». «Примите на себя командование ротой…» После этих слов Логунов вздохнул, словно поднимал тяжесть на плечи: что тут осталось от роты?! И, наконец, главное: «Обх. своими сил.». Видно, комбат очень торопился! Вот и в других словах не дописаны и пропущены буквы. Дальше Логунов опять прочитал так, словно разом выпил до дна горькую чашу: «На подкрепление не рассчитывайте. Держитесь до последнего. Полк остается на рубеже особого распоряжения».

Несколько строк, написанных знакомым торопливым, разгонистым почерком, решали судьбу… Стоять насмерть! Значит, иначе нельзя.

— Коротко и ясно! — Логунов взглянул на легко раненного связного, который, отдавшись в руки ротного фельдшера, дрожащими пальцами развертывал яркий кисет, и подумал: «Ну что же, приказ есть приказ. Да если к нему добавить высокое сознание бойцов, то, пожалуй, это уже немалая сила. И пушечка имеется, и бронебойные снаряды… И бутылки с горючей смесью».

В один миг Логунов преобразился. Размышлять теперь можно было только об одном: как задержать врага, обходясь своими силами.