Том 3. Франческа да Римини. Слава. Дочь Иорио. Факел под мерой. Сильнее любви. Корабль. Новеллы

— Дай нам наш паек хлеба, Флока, наш паек хлеба! Пора! Пора!

— Спусти мехи с водой! Мы хотим пить.

— Неужели ты хочешь, чтобы мы сосали грязь?

— И это невозможно! Грязь тоже высохла. Видишь?

— Под ногами — раскаленные уголья.

— Неужели солнце остановилось и больше не склонится к западу?

— Будь проклят, сын Эмы!

Стрелки, наклоняясь с каменного вала, натягивают тетивы длинных луков и прицеливаются в проклинающих.

Стрелок Флока. Молчи, Фаннио, или я пущу стрелу.

Заключенные.

— Скажи нам, должны ли мы все умереть в Темной Яме?

— Хлеба! Хлеба!

— Флока, неужели ты допустишь, чтобы тело Марцелла начало разлагаться среди нас?

— Оно уже гниет. Разве у тебя нет ноздрей?

— Взгляни: он весь позеленел.

— Разве ты не дал знать матери, чтобы она пришла забрать его?

— Брось веревку, чтобы вытащить его!

— Спусти мехи с водой! Мы хотим пить. Дайте нам хлеба! Пора!

Хриплые крики переходят во взрыв дикой ярости.

— Будь проклят, сын Эмы!

— Проклятие Гратико!

— Палач! Палач!

— Пусть поразит его проказа!

— Палач!

— Пусть заберет его чума!

— Пусть весь он будет покрыт язвами и ранами!

— Пусть его отравит наложница!

Слышно, как идущая по сосновому лесу Базилиола поет любовный антифон на стих царя Соломона.

Пение Базилиолы.

Fulcite me floribus,
stipate me malis:
quia amore langueo.

Стрелок Флока. Молчать, собаки, илия пущу стрелу!

Другие стрелки. Молчание или стреляю!

Голос из Темной Ямы. Убей меня!

Стрелки.

— Тише!

— Вот, сейчас стреляю.

Голос. Убей меня!

Крики смолкают под угрозой натянутых луков, слышно, как из глубины долетает тот же голос, звуча как в бреду. За деревьями сгущается туча, красноватый пар, подобно отблеску из кузницы, проходит по эмали небес, темной как лазурь, покрывающая купол над алтарем.

Стрелки.

— Ты бредишь, Гауро?

— Это каменотес.

— Его терзает лихорадка.

Голос Гауро. Убей меня, но будь ближе ко мне!.. Не луком, не дротиком, а порази меня тем дивным мечом, который ты достала из-под своих чудных одежд, когда танцевала для Гратико.

Стрелки.

— Он безумен.

— В нем говорит лихорадка.

— Он одержим.

Голос Гауро. Базилиола, приди! Я обнажил грудь, открыл горло. Приди, возьми обоюдоострый меч и нанеси мне удар. Сюда ударь меня, между этим ребром и этим. Я — Гауро, который ненавидит тебя и любит… Погрузи лезвие до золотого эфеса… Я — каменотес, тот самый человек, что называл тебя блудницей, маркитанткой и побелевшими губами посылал тебе позорную брань… Ударь же меня, погрузи в мое тело все лезвие до драгоценных камней рукоятки!

Вот, ступая тихим и легким шагом пантеры, Фаледра показывается вблизи алтаря. На ней — зеленая, как морская трава, мягкая туника, которая спускается до самых ног; туника обшита длинной бахромой греческой работы, изображающей метаморфозы растений и животных; из рукавов, сотканных из решетчатой ткани, которая отливает как шея дикого селезня, высовываются белые руки. Длинные волосы, по ярко-красному цвету которых матросы издали заметили ее на палубе, спускаются гораздо ниже богатого пояса и ниже роскошной талии; они спускаются до самых колен; царственный лоб опоясан пурпурной лентой. Она останавливается возле одной из трех колонн в тени паруса, над ней свешивается миртовая гирлянда. Когда стрелки замечают ее, она удерживает их жестом и заставляет умолкнуть. Обняв рукой мраморную колонну, она наклоняется вперед, чтобы слышать вопли заключенных.