Том 3. Франческа да Римини. Слава. Дочь Иорио. Факел под мерой. Сильнее любви. Корабль. Новеллы

Семь высокоопоясанных танцовщиц одна за другой подходят к алтарю, льют в огонь ароматы, кладут в сторону пустые ларцы из слоновой кости и, держась того же порядка, отступают. Став вокруг высоких горящих канделябров, подобно языческим дриадам, пляшущим вокруг деревьев, они обвивают их мягкостью своих виссоновых одежд и тел, то сплетаясь руками, то разъединяя их.

Domuit Diona fortes,
fregit Diona vires.
         Omnes trahit Diona.

Внутри базилики начинается волнение народа, который из боковых приделов стремится в центральную часть и волнуясь толпится у решеток. Время от времени доносится гул и возгласы.

Christus impera!
Vincit Ecclesia!
Ave, benedicta!
laus et gloria!

Фаледра ступает ногой на плащ, разостланный перед дымящимся алтарем. Она, кажется, стоит на этой высоте, как вознесшаяся своей душою и местью в вершине, увенчанной молниеносной тучей.

Базилиола. Кто из вас упомянул об огне? Кто та, что послана как пожар среди лишенных шлюзов рек? Люди, вы услышите, как зашипит пламя. Деревья будут пожраны им. Острова вспыхнут, как легкие одежды, пастбища превратятся в печальную пустыню, торжественное пение у алтарей сменится воплями. Наступит ночь, равная семи ночам, и самый сильный превратится в жалкую тряпку, все сооружения ваши превратятся в пепел… Начните же, играть и петь гимны!

Пение усиливается. Цитристы в ярко-красных одеждах и флейтисты в фиолетовых подымаются на цыпочки, чтобы лучше видеть фурию морей. Ее голос рассекает шум толпы, заглушает музыку и хор. Мощь и ожидание опьяняют женщину. Правой рукой она размахивает отточенным с обеих сторон мечом, а левой оправляет свои волосы, скрывающие нечестивую красоту лица.

Вот, от верхней части лба до большого пальца ноги я — музыка звезд. Прилив и отлив чередуются в моей груди. Шум рек бьет в моем пульсе. Мелодия мира живет во мне. Этими сверкающими волосами, рожденными подобно колосьям под знаком Сириуса и обожженными знойным летом, подобно тому как сердце мое сжигают душу; этими кудрями, которые во время кровавых зрелищ окрашиваются всеми оттенками пурпура и будут служить тетивой для лука героя, которому я обещала себя, где бы он ни находился; этим царственным покровом, в котором освятил меня Бог, тем самым, который я приподнимаю рукой своей перед моей ночью, я клянусь вам: «Прежде чем аврора поднимется над портиками моря и прольет свой свет на мир, орлица Аквилеи будет иметь свою зарю, свою более кровавую аврору!»