Том 3. Франческа да Римини. Слава. Дочь Иорио. Факел под мерой. Сильнее любви. Корабль. Новеллы

Люди уходят. Он смотрит, как они удаляются. В то время как Даниэле Стено готов перешагнуть через порог, он вдруг окликает его. Его голос изменился, подернулся каким-то покровом.

Останься, Стено, на минуту.

Даниэле Стено поворачивается и возвращается к Фламме, последний опускается на сиденье близ стола, поддерживая чело рукой.

Стено(наклоняясь к нему, с почти сострадательной нежностью). Устал?

Фламма(поднимаясь). Нет. Но мне нужно вздохнуть… Какой удушливый вечер! Не чувствуешь? Может быть, у меня лихорадка?

Протягивает другу руки.

Стено. Ты взволнован от усталости. Ты тысячу раз отдавал себя сегодня. Жил, как тысяча людей.

Фламма. Я волнуюсь, словно силы жизни покидают меня, словно крови в моих венах недостаточно для наполнения моего сердца! Жизнью тысячи людей, может быть, уже исчерпывается вся полнота жизни?

Стено. И вся жизнь будет твоя.

Фламма. Когда?

Стено. Когда будешь менее алчен.

Фламма. Менее алчен?

Стено. Чаша, которую ты подставляешь под слишком бурную струю, не может наполниться.

Фламма. Ах, Даниэле, необходимо, чтобы я превзошел других даже в алчности, мне даже необходимо быть самым сильным и самым алчным, — чтобы из моих рук не ускользнуло, чтобы не было отнято у меня все это, что должно быть моим. Мучительное ожидание, бешенство, торопливость, заставляющая задыхаться…

Стено. Но умел же ты ожидать в безмолвии! Фламма. Ах, ты вспоминаешь время, когда эта комната была погружена в безмолвие? Великий океан невыраженных мыслей вокруг меня, изо дня в день, изо дня в день… Теперь я — «Тот, кто выражает», и «Тот, кто вызывает человеческий крик». Мне нельзя безмолвствовать. Мой дом под защитой народа. Мое имя — в движении ветра. Слушай,

Доносятся крики, уносящиеся в глубь города. Фламма выходит на балкон и смотрит.

Рим!

Глубоко вздыхает.

А там, по ту сторону стен, безмолвие римских полей, с их пахучей высокой травой…

Друг приближается к нему и встает возле него. Молчание.

Итак, все решено. Погрузим руки в кровь и в грязь, по самый локоть.

Молчание.

Чем-то занят, над чем-то задумался в данную минуту Чезаре Бронте? Спокоен? Уверен?

Молчание. Он поднимает глаза к звездному небу.

Смотри, как сверкает Медведица сегодня вечером! Мой знак над моей кровлей в продолжение стольких лет: семь немых звезд. Только что вас было здесь семеро: семь лучистых сердец. Хорошая примета, Даниэле Стено!

Оттенок его голоса исключительно двойственен, смесь горечи, печали и жара. Он поворачивается и ходит по комнате, охваченный непреодолимым беспокойством.

Некто сказал: «Можешь заставить звезды вращаться вокруг тебя?»

Смотрит другу в лицо.

Ты думаешь, что у меня бред? Ты печален.

Протягивает ему руки.

До свидания, Даниэле. Оставь меня. Буду работать. Бессонная ночь. Завтра встань пораньше.

Стено. Отдохни, спи. Ты — тоже человек. Усни, чтобы подняться с зарей.

Фламма. На заре ты застанешь меня на ногах. До свидания.

Он провожает друга печальными глазами. Оставшись наедине, он выходит на балкон с видом человека, который чувствует, что задыхается. Тяжело дышит вечерним воздухом. Поворачивается, делает несколько шагов, подходит к заваленному картами столу, перелистывает их. Прислушивается, как если бы за дверью ему послышался шум или голос. Отходит от стола. Останавливается посредине комнаты, остается несколько мгновений неподвижным, устремив вдаль глаза, средь колеблющихся теней, которые бросают зажженные свечи. Услышав вдруг женский голос за запертой дверью, вздрагивает.

Голос. Он ждет меня, ждет меня. Я вам говорю, что он ждет меня. Откройте дверь!

Явление пятое