У юрты встретил меня старик лет шестидесяти пяти, в мундире станционного смотрителя, со шпагой. Я думал, что он тут живет, но не понимал, отчего он встречает меня так торжественно, в шпаге, руку под козырек, и глаз с меня не сводит. «Вы смотритель?» – кланяясь, спросил я его. «Точно так, из дворян», – отвечал он. Я еще поклонился. Так вот отчего он при шпаге! Оставалось узнать, зачем он встречает меня с таким почетом: не принимает ли за кого-нибудь из своих начальников?
Это обстоятельство осталось, однакож, без объяснения: может быть, он сделал это по привычке встречать проезжих, а может быть, и с целью щегольнуть дворянством и шпагой. Я узнал только, что он тут не живет, а остановился на ночлег и завтра едет дальше, к своей должности, на какую-то станцию.
«А вы куда изволите:
«Как не быть!
«А лодки?» – спросил я, обращаясь к ним. «Якуты
«Мне надо засветло поспеть на ту сторону», – сказал я.
«Что вы: да ведь через три часа ночь будет!» – возразил я.
«Извольте видеть, доложу вам, – начал он, – сей год вода-то очень низка: оттого много островов и мелей; где прежде прямиком ехали, тут едут между островами».
«Где же река?» – спросил я, глядя на бесконечное, расстилавшееся перед глазами пространство песков, лугов и кустов.
«А вот она и есть, – сказал смотритель, указывая на луга, пески и на проток, сажен в пять шириной, на котором стояли лодки. – Это-то все острова», – прибавил он.
«Лена, значит, шире к той стороне, к нагорной, как Волга», – заключил я про себя.
Смотритель опять стал разговаривать с якутами и успокоил меня, сказав, что они перевезут меньше, нежели в два часа, но что там берегом четыре версты ехать мне будет не на чем, надо посылать за лошадьми в город.
«А там есть какая-нибудь юрта, на том берегу, чтоб можно было переждать?» – спросил я.
Я задумался: провести ночь на пустом берегу вовсе не занимательно; посылать ночью в город за лошадьми взад и вперед восемь верст – когда будешь под кровлей? Я поверил свои сомнения старику.
«Там берегом дорога хорошая, ни грязи, ни ям нет, – сказал он, – славно пешком итти».
«Человек мой города не знает: он не найдет ни лошадей, ни гостиницы», – возразил я.
«Как нет: где же я остановлюсь?» – спросил я, испуганный новым, неожиданным обстоятельством.
«Извольте послать вашу подорожную в управу: сейчас квартиру отведут; обязаны».
«Чего изволите?»
«Нет, это я так, по-якутски обмолвился. Вот что, г. смотритель: я рассудил, что если я теперь поеду на ту сторону, мне все-таки раньше полночи в город не попасть. Надо будить всех. Не лучше ли мне ночевать здесь, в юрте?..» – «Оно, конечно, лучше, – отвечал он, – юрта хорошая, теплая; тут ничего не воруют; только блох
Мне наскучил якутский язык, я обрадовался русскому, даже и этому, хотя не все и по-русски понимал. Решено: я остался. Мы вошли в юрту или, правильнее,
Я пригласил его пить чай. «У нас чаю и сахару нет, – вполголоса сказал мне мой человек, – все вышло». – «Как, совсем нет?» – «Всего раза на два». – «Так и довольно, – сказал я, – нас двое». – «А завтра утром что станете кушать?» Но я знал, что он любил всюду находить препятствия. «Давно ли я видел у тебя много сахару и чаю?» – заметил я. «Кабы вы одни кушали, а то по станциям и якуты, и якутки, чтоб им…» – «Без комплиментов! давай что есть!»
«Скажите, пожалуйста, каков город Якутск?» – стал я спрашивать смотрителя.