Том 3. Кино становится искусством, 1914-1920

„Саботаж Советской власти, — писал театральный критик белоэмигрант Николай Евреинов, — был организован [в Петрограде. — Ж. С.] артистами бывших императорских театров, которые задавали тон всем остальным. „Именно Александринский театр первым бросился в битву, — писал Беспалов, бывший уполномоченный Временного правительства при театрах. — На общем собрании 28 октября труппа решила прервать спектакли. На другой день в знак протеста против назначения новым правительством комиссара закрылся и Мариинский театр… Театральная машина остановилась. Каждый день ожидали падения большевиков…"[291]

В области кино в Петрограде фактов саботажа было гораздо меньше, чем в театре. Объяснялось это, в частности, тем, что „Петроград, в сущности, не имел никакой кинематографической промышленности, если не считать прокатных контор. Правда, в нем насчитывалось около 300 кинотеатров. Но в них Советы и Кинокомитет сумели установить строгий порядок”[292].

Сложнее обстояло дело в Москве, где контрреволюция была сильнее и где юнкера с оружием в руках значительно дольше сопротивлялись установлению Советской власти. Влияние контрреволюции не могло не сказаться на настроениях части московских киноработников — режиссеров и известных актеров, тесно связанных с предпринимателями. Эта привилегированная верхушка, собиравшаяся в кафе „Десятая муза”, организовала Союз работников художественной кинематографии (СРХК). Тон в Союзе задавали „короли” и „королевы” экрана, реакционно настроенные режиссеры и сценаристы, сотрудничавшие в буржуазной печати.

Противопоставляя себя рабочим и низкооплачиваемым служащим кинопредприятий, объединенным в профессиональный союз, СРХК занял антисоветские позиции в вопросах экономики и политики, блокировался с промышленниками и предпринимателями, яростно защищал их интересы. И именно благодаря помощи этого реакционного союза владельцы кинопредприятий могли в течение некоторого времени сохранять свои позиции.

Не довольствуясь обороной, кинокапиталисты, подбодренные поддержкой „умственной аристократии”, перешли в наступление. Московские кинопредприниматели, создавшие Всероссийское объединение кинематографических обществ (ОКО), решительно подняли голову и „начали открытую борьбу как против экономических требований рабочих и мелких служащих, так и против попыток новых государственных органов вмешиваться в их деятельность”[293].

Захват власти трудящимися отнюдь не положил конец классовой борьбе. Русская буржуазия вовсе не признала себя побежденной, она усилила враждебную деятельность и подготавливала гражданскую войну.

В некоторых городах местные Советы в 1918 году вынуждены были национализировать кинотеатры и прокатные конторы, закрытые их владельцами-саботажниками. Об этом говорят многочисленные сообщения, опубликованные „Киногазетой”, выражавшей в те годы взгляды главарей СРХК и активно защищавшей интересы кинопредпринимателей. „Киногазета”, однако, не только сообщала об этих фактах, но и предлагала организовать бойкот ставших государственными кинотеатров и киноконтор. Объединение кинематографических обществ в конце 1918 года приняло развернутый план борьбы с национализацией, угрожая не только прекращением проката фильмов, но и полной изоляцией тем предпринимателям, которые не примут участия в бойкоте. Так отдельные факты саботажа превратились в организованную борьбу против национализации кинотеатров, возглавляемую объединением кинопредпринимателей и активно поддерживаемую СРКХ.

Советская власть боролась с саботажем путем разъяснительной работы. В конце 1917 года народный комиссар по просвещению А. В. Луначарский начал свои выступления перед артистами, разъясняя им, какие огромные перспективы перед искусством открывает социалистическая революция. Во время одного из таких собраний, проводившегося в Мариинском театре, он, по свидетельству того же Н. Евреинова, заявил, „что новая власть… нуждается в науке, искусстве, театрах, что государственные театры должны продолжать свою деятельность на основе самой широкой автономии, что правительство отпустит им необходимые финансовые средства…”

Пламенная речь, длившаяся полтора часа, закончилась под бурные аплодисменты. Персонал театров почти полностью присоединился к правительству. В одиночестве осталось несколько непримиримых. В ходе гражданской войны (1918–1920) лишь немногие из знаменитостей эмигрировали за границу.