Том 3. Королева Карибов. Морские истории боцмана Катрама

— Итак, — снова начал боцман, — я стоял у двери, когда офицер задал мне в упор этот странный вопрос. Я был в замешательстве, не ожидая ничего подобного, и невнятно пробормотал что-то в ответ; а он, конечно же, ничего не понял, поскольку я сам не знал, что сказал. Впрочем, не дав мне даже докончить, он тут же прервал и заговорил сам.

— Скажи, могу ли я быть счастлив, находясь так далеко от нее! Ведь, может, я больше ее никогда не увижу, может быть, она умрет из-за меня, и я тоже… Я чувствую, что скоро окончу свое мучительное существование.

Я не знал, что ответить, лишь мял в руках свой берет и только и ждал момента, чтобы удрать. Не очень-то я разбираюсь в подобных вещах… И потом… с чего это ему выбрело в голову сделать меня поверенным своих тайн?

А он все продолжал говорить о своей женщине, и говорил с жаром, со страстью, в то время как я стоял у двери, как болван, ничего не понимая и думая о чем-то своем. Я чувствовал себя очень неловко, а он точно этого не замечал. Наконец, когда небу было угодно, он отпустил меня на свободу, и можете представить себе, я каким облегчением я выскочил на палубу.

Две недели нога моя не ступала в его каюту: не дай Бог, он снова начнет задавать мне подобные вопросы или твердить о своих несчастьях, о своих мучительных чувствах к какой-то женщине. Впрочем, он и сам не посылал за мной да редко и появлялся на палубе. А когда появлялся, то был очень бледен и грустен, а в глазах сверкал какой-то странный огонь. Признаться, он пугал меня своим взглядом — было что-то зловещее в его зрачках. Я долго потом не мог забыть этот взгляд: глаза его сверкали передо мной; и я видел их даже ночью горящими на стене или в самых темных углах. Я всерьез начинал бояться, что этот человек каким-то образом околдовал меня или передал мне свое безумие; я и сам побаивался уже сойти с ума.

Папаша Катрам прервался и как-то странно взглянул на нас. В его глазах сверкнула молния, заставившая многих из нас поежиться. Не этот ли огонь он замечал в глазах своего офицера? Во всяком случае он и нас пугал.

Но тут же молния погасла, старик встрепенулся, словно бы просыпаясь, и продолжил усталым, обессиленным голосом:

— Как-то вечером, когда я сидел в трюме, выбирая подходящие канаты на замену одного из вантов, кто-то внезапно ударил меня по плечу. Я обернулся и увидел в полутьме два глаза, которые пристально смотрели на меня в упор. Не разобравшись сразу, чьи это глаза, я почувствовал дикий ужас. Канаты выпали из моих рук, я было кинуться бежать, но железная рука пригвоздила меня к месту, и чей-то голос прошептал прямо в уши:

— Я видел ее!..

Я вскочил и оказался перед Альфредом, страшно возбужденным, с безумно горящими глазами.

— Кого? — спросил я, стиснув зубы.

— Ее!..

Не знаю, что удержало меня, чтобы не послать его подальше. Меня ошеломил этот с цепи сорвавшийся безумец, он все больше начинал внушать мне страх. Видя, что я стою остолбеневший и как воды в рот набрал, он повторил мне с безумной интонацией:

— Говорю тебе, я видел ее.

— Ну и что? — спросил я, пожав плечами.

— Ты не представляешь, как она прекрасна!

— Рад это слышать, — хмуро ответил я.

— И она мне сказала, что все еще любит меня…

— Тем лучше.

— И что вернется ко мне…

— Добрый знак.

— Пойдем выпьем, и я расскажу тебе о ней.

Я почувствовал, что лоб у меня покрылся холодным потом от этого предложения. И не потому, что не хотелось выпить, вовсе нет: но оказаться наедине с этим безумцем! Вот что леденило мне кровь. Я ответил, что я на вахте и потому не могу составить ему компанию. А сам тут же, не дожидаясь его ответа, бегом поднялся на палубу. Встретив на баке знакомого матроса, я послал его в трюм за канатами, боясь снова оказаться там один на один с этим сумасшедшим.

На другой день он велел позвать меня, но я опасался идти в его каюту и передал, что я болен. Не знаю, поверил ли он в мою болезнь или заметил, что я его избегаю, но только он оставил меня в покое, чему я был очень рад. И был бы рад еще больше, если бы он вовсе забыл про меня.

Когда он появлялся на палубе, я старался быть от него как можно дальше и часто прятался в трюме, только бы не встречаться с ним. Он же, не видя меня, спрашивал обо мне; и мои товарищи, которые все знали, отвечали, что я болен или занят по приказу капитана какой-то срочной работой. Тогда офицер, глубоко вздохнув, возвращался в свою каюту еще мрачнее, чем раньше.

Мы уже достигли австралийских берегов и даже видели на горизонте очертания их, когда как-то вечером я столкнулся с этим маньяком. Уверяю вас, что я провел скверные четверть часа, хотя они и были в его жизни последними.

Я стоял в тот момент на юте, ожидая конца своей вахты, чтобы отправиться спать. Помню, мы уже вошли тогда в Бассов пролив, который отделяет австралийское побережье от Тасмании, и находились в нескольких милях от острова Кинг. Я прикрыл глаза и едва не задремал, когда почувствовал, что моего лба коснулась чья-то ледяная рука. Резко подняв голову, я увидел перед собой моего офицера, с вытаращенными глазами, с лицом землистого цвета и волосами дыбом.