Том 3. Лорд Аффенхем и другие

— Да, сэр, все правильно, — сказал Кеггс, узнавший утром от Стэнхоупа Твайна, что тот освобождает Мирную Гавань. — Заходите, пожалуйста.

— Как у вас замечательно! Жаль, что я не поселился в Вэли-Филдз давным-давно.

— А нам-то как жаль, — учтиво ответствовал Кеггс.

Лорд Аффенхем провел день не без приятности. Он дочитал «Чудеса птичьего мира», поболтал с Джорджем, выкурил легкую сигару и подремал с полчасика. В пять Джордж забылся целительным сном и, похоже, мог некоторое время обойтись без отцовского глаза, поэтому лорд Аффенхем вышел в сад подышать.

Почти сразу он увидел красавицу-улитку и стал смотреть на нее, не мигая, но деятельно думая, как они, совсем без ножек, передвигаются с вполне приличной скоростью. Вот и эта, хоть и не могла бы тягаться с рекордсменами в беге, тем не менее явно куда-то направлялась, и лорд Аффенхем тщетно искал объяснения этому проворству. Он все еще бился над разгадкой, когда подошел Мортимер Байлисс.

Великий знаток искусств, обычно резкий с ближними, оказался не таким толстокожим. Сразу почувствовав симпатию к шестому виконту, напомнившему ему слона в нью-йоркском зоопарке, на котором часто катался маленький Мортимер, он желал ему добра и сокрушался, что пришлось сказать горькую правду о картинах. Невесело узнать, что полотна, которыми ты владеешь и за которые собирался выручить деньги, принадлежат не Гейнсборо и Констеблю, а Уилларду Робинсону и Сидни Биффену. Когда же при более детальном рассмотрении ему удалось обнаружить несколько вполне приличных творений, нечаянно пропущенных предыдущими пятью виконтами, он с чувством бойскаута, совершающего ежедневный добрый поступок, сел в «Ягуар», вполне оправившийся от недавнего потрясения, и вестником счастья помчался в Лесной Замок.

— А, вот вы где, — сказал он, входя в сад. — Я звоню, звоню, и никакого ответа. Перемерли все, что ли, в этой богадельне?

— Э? — сказал лорд Аффенхем, выходя из транса. — Здравствуйте, Банстед. Звонили, говорите? Кеггс не слышал. Заснул, небось. Он днем укладывается полежать. Я смотрел на улитку.

— Всегда смотрите на улитку, — одобрил его Мортимер Байлисс. — Вот он, секрет счастливой и здоровой жизни. Там, куда заглядывает улитка, не нужен врач.

— Вы о них думаете?

— Да как-то не очень.

— Я все гадал, как они устраиваются. Вот хоть эта. Несется вскачь. У нее же нету ног!

— Видимо, сила воли. Хорошую улитку не остановишь. Вы, наверное, удивляетесь, зачем я здесь, хотя, безусловно, счастливы меня видеть. Я приехал сообщить, что все не так плохо, как я думал. Картины, то есть. Я установил, что некоторые — подлинные.

— Они стоят денег?

— Порядочных.

— Ну, замечательно. Прекрасно. Все определенно выправляется. У меня началась счастливая полоса. Замечали, как все улаживается, стоит войти в счастливую полосу? Вы ведь видели вчера мою племянницу?

— Мельком. Очаровательная девушка.

— Да, ничего. Так вот, до вчерашнего дня она была помолвлена с никчемнейшим типом во всем Вэли-Филдз. А теперь все. Прозрела, собирается замуж за вашего Холлоуэя.

— Холлистера.

— Все так говорят. Неужели я спутал фамилию? Помнится, он ваш приятель.

— Я знаю его с рождения.

— Замечательный малый.

— Один из лучших. Я ругаю его для его же блага, но люблю, как дядя. Жаль, что ему туго приходится.

— Уже нет. Я как раз собирался рассказать. Этот Бэньян предложил ему отличную работу.

— Вот как? Ну, ну, ну! Большой альтруист, Роско Бэньян. Все-то ищет, кого бы облагодетельствовать. — Мортимер Байлисс издал короткий смешок. — Значит, предложил работу?

— Да. Что-то связанное с картинами.

— Помощник хранителя?

— Это пока. Обещал взять хранителем, как только избавится от нынешнего. Старичок совсем никуда.

— Вот как?

— Из ума выжил, ничего не соображает. Что ж, все мы не молодеем.

— И то спасибо.

— Э?

— Это же не дай Бог молодеть. Вспомните, в молодости все время рискуешь, что тебя окрутят.

— Верно, — согласился лорд Аффенхем, которые в свои двадцать подвергался постоянной опасности.

— Никто из молодых не застрахован. Я, по милости Провидения, сумел остаться холостым, но раз или два оказывался на краю пропасти. Прекрасно помню жуткий, неотвязный страх: одно неосторожное слово — и все, ты в отеле «Ниагара» с ног до головы в рисе. Конечно, речь идет о тех днях, когда у меня еще были волосы и зубы. Я звался Красавчик Байлисс и одним движением мизинца разбивал сердца. Да, уберегся, но не всем так повезло. Будь моя воля, браки запретил бы законом.

— А человеческий род не вымер бы?

— Вымер бы, конечно, и с каким бы облегчением все вздохнули. Представьте себе мир без Бэньянов.

— Не любите Бэньяна?

— Не люблю.

— Я тоже. Истинный флюс, иначе не скажешь. Был тут вчера вечером. Болтал с Джорджем через забор.

— Кто такой Джордж?

— Наш бульдог. Приболел сегодня.

— Кто не заболеет после разговора с Роско Бэньяном? Я общаюсь с ним две недели и состарился на двенадцать лет. Вам, наверное, грустно, что пришлось уехать из Шипли?

— Да. Неприятно лишиться родного дома. Хотя и тут довольно уютно.

— Странно, что вы живете вместе с моим приятелем Кеггсом.

— Да не так и странно. Он был у меня дворецким.