Том 3. Львы Эльдорадо

— И вы боитесь моего ядовитого клюва?

— Хм! Если бы вы были преисполнены нехороших намерений в отношении этой планеты, вы могли бы причинить немало вреда. Но даже если ваши намерения — самого доброго свойства, как только ваша статья будет переписана так, чтобы понравиться читателям, ущерб окажется даже еще большим!

— По-вашему, все читатели — идиоты?

— Нет. Просто отравленные люди. Чтобы они очнулись, ваши газеты должны для начала говорить правду, на которую сейчас читателям наплевать. А затем ваши читатели должны задуматься, к чему они не приучены. Может быть, если взорвать все радио- и телестанции, если закрыть все рекламные конторы, они сумеют отличить цивилизацию от кучи бесполезных машин...

— Чтобы вернуться к той стадии развития, на которой стоят ваши друзья?

— Нет, конечно же! Но к чему вам спорить с землянином? Через три дня спуска по Ируандике мы прибудем в Кинтан, речной порт империи Кено и одновременно ее столицу. Там вы увидите, по крайней мере я на это надеюсь, другую форму цивилизации. Она находится на техническом уровне древней Ассирии, но основана на совсем иных моральных принципах.

— Почему вы сказали: «... по крайней мере я на это надеюсь»?

— Да так, ходят всякого рода слухи...

Он снова взялся за весло. Стеллу утомлял однообразный пейзаж: низкие берега с полосами деревьев или кустарника, которые скрывали от глаз саванну и ее животных. Время от времени черная спина вспарывала воду неподалеку от пироги, и в зависимости от того, чья это была спина, Тераи либо продолжал спокойно грести, либо брался за ружье и выжидал, готовый ко всему. Но на них никто ни разу не напал, и геолог, отложив оружие, снова греб, поглядывая по сторонам.

— Могу я взять второе весло? А то везете меня, как какую-то принцессу!

— О, пожалуйста!

Время пошло вроде быстрее, но скоро руки Стеллы устали, поясницу начало ломить, и она вынуждена была остановиться. Свинцовое небо давило на реку, сливаясь вдали с ее серыми волнами. Пирога, в которой плыла Лаэле с братом, держалась чуть позади, и Стелла бездумно смотрела, как вода мягким веером взлетает из-под их легкого суденышка.

Тераи вполголоса запел печальную песню; мелодия поразила девушку своей красотой. Такое же чувство вызывали у нее на Земле грустные напевы лесорубов или первых переселенцев Запада, которые говорили о быстротечности жизни, о коротких встречах, о едва возникшей и тут же кончившейся любви, о роковой неизбежности разлуки...

— О чем вы поете?

Тераи вздрогнул, словно внезапно пробудившись ото сна.

— О водах Ируандики.

— Красивая песня.

— Мне бы не следовало ее петь — это женская песня! Но ихамбэ уже привыкли к моим чудачествам. Я сделал вольный перевод на французский. Хотите послушать?

— Да, с удовольствием.

Тераи положил весло поперек пироги, и с него начали падать мелкие капли. Он запел:

Воды Ируандики Несут мою пирогу,
Лтэ, Лтэ, ты от меня далеко!
Ты ушел из моих объятий
В предрассветном тумане.
Дважды уже вставали
Три луны над горами,
Дважды без тебя угасло
Священное пламя.
Ты ушел и растворился
В предрассветном тумане.
Говорят, какая-то девица из Кено, —
Да заберет ее Антафаруто! —
Похитила твою душу.
Ты уплыл от меня,
На весло налегая,
Однако однажды вернешься,
Вернешься с печалью на сердце,
Я знаю это, да, знаю!
Но устав тебя дожидаться,
Я и сама улетаю,
Улетаю, чтобы растаять
В темной ночи вечном тумане!

— Это песня ихамбэ? — спросила Стелла, когда он умолк.

— Да. У моих друзей поэтическая душа. Кстати, там, где в песне упоминается сердце, в оригинале речь идет о другом органе, скорее близком к нашей селезенке. Но кто знает, где у нас душа? Никому не известно, когда и кто сочинил эту песню. Теперь ее обычно поют покинутые женщины или вдовы. Но она не старше четырехсот лет, потому что до этого ихамбэ жили не у берегов Ируандики, а в бассейне Бетси-ханки. Впрочем, название реки легко заменить, и даже ритм не изменится.

— Научите меня этой песне!

— Только не здесь. Вы не имеете права ее петь. Если я, мужчина, пропел ее — это говорит только о моем дурном воспитании, не больше. Но если вы ее запоете, это уже будет святотатство! Я научу вас потом, когда мы вернемся в Порт-Металл.

— Господи, до чего же ваши ихамбэ усложняют жизнь своими обычаями!