Том 3. Менестрель. Поэмы

Твои глаза, глаза лазурные,
Твои лазурные глаза,
Во мне вздымают чувства бурные,
Лазоревая стрекоза.

О, слышу я красноречивое

Твое молчанье, слышу я…
И тело у тебя — красивая
Тропическая чешуя.

И губы у тебя упругие,

Упруги губы у тебя…
Смотрю в смятеньи и испуге я
На них, глазами их дробя…

Ты вся, ты вся такая сборная:

Стрекозка, змейка и вампир.
Златая, алая, лазорная,
Вся — пост и вакханальный пир…

Ванг и Абианна

Ванг и Абианна, жертвы сладострастья,
Нежились телами до потери сил.
Звякали призывно у нее запястья,
Новых излияний взор ее просил.

Было так безумно. Было так забвенно.

В кровь кусались губы. Рот вмещался в рот.
Трепетали груди и межножье пенно.
Поцелуй головки — и наоборот.

Было так дурманно. Было так желанно.

Была плоть, как гейзер, пенясь, как майтранк.
В муках сладострастья млела Абианна,
И в ее желаньях был утоплен Ванг.

V. Змей укусы

Поэза для лакомок

Berrin, Gourmets, Rabon, Ballet,
Иванов, Кучкуров и Кестнер
Сияли в петербургской мгле —
Светил верхушечных чудесней…

Десертный хлеб и грезоторт

Как бы из свежей земляники —
Не этим ли Иванов горд,
Кондитер истинно-великий?…

А пьяновишни от Berrin?

Засахаренные каштаны?
Сначала — tout, а нынче — rien:
Чтоб левых драли все шайтаны!

Bonbons de violletres Gourmets,

Пирожные каштанов тертых —
Вкушать на яхтенной корме
Иль на bеаumоndе'овых курортах.

Мечтает Grace, кого мятеж

Загнал в кургауз Кисловодска:
«О, у Gourmets был boule de neige»,
Как мятно-сахарная клецка…

И Нелли к Кестнеру не раз

Купить «пастилок из малины»
Заехала: забыть ли вас?
Вы таяли, как трель Филины!

И ты прославлен, Кучкуров,

Возделыватель тортов «Мокка»!
Ах, не было без них пиров
От запада и до востока…

А Гессель? Рик? Rabon? Ballet?

О что за булочки и слойки!
Все это жило на земле.
А ныне все они — покойки!

Их культурность…

Мне сказали однажды:
«Изнывая от жажды
Просвещенья, в России каждый, знай, гражданин
Тонко любит искусство,
Разбираясь искусно
Средь стихов, средь симфоний, средь скульптур и картин»
Чтобы слух сей проверить,
Стал стучаться я в двери:
«Вы читали Бальмонта, — Вы и Ваша семья?»
«Энто я-то? аль он-то?
Как назвали? Бальмонта?
Энто что же такое? не пойму что-то я.
Може, энто письмовник?
Так читал нам садовник,
По прозванью Крапива — ик! — Крапива Федул.
Може, энто лечебник?
Так читал нам нахлебник,
Что у нас проживает: Парамошка Разгул.
Може, энто оракул?» —
Но уж тут я заплакал:
Стало жаль мне Бальмонта, и себя, и страну:
Если «граждане» все так —
Некультурнее веток,
То стране такой впору погрузиться в волну!..

Икра и водка