Том 3. Песнь над водами. Часть I. Пламя на болотах. Часть II. Звезды в озере

— Спокойно? Нет, брат. Я таких, как Овсеенко, знаю. Он был неплохой парень и в свое время преданный парень. Взяли его на работу рано, еще молоко у него на губах не обсохло. У нас он работал добросовестно, а пришел сюда — растерялся. Другие дела, другие люди… Не пережил, не продумал — и вот растерялся. Я уж знаю, что ты скажешь: надо учиться. Конечно, надо. А я скажу тебе, что такой Овсеенко работал там где-то в какой-нибудь дыре с утра до ночи, — ни выспаться, ни подумать, ни подучиться… Видишь, одна работа на другую находит. Думал — своим умом обойдется, а учиться времени не было. Эх, работы у нас, работы!.. Изнашиваются люди — а как же? Едва сам чему-нибудь еле-еле выучится, а тут уже требуют — давай, давай, давай! А что, когда не из чего? Выдохнется человек и потом уже умным только притворяется. Я, понимаешь, когда чего не знаю, не боюсь спросить: что, как, почему? Я-то знаю, что мне еще многого не хватает. А какой-нибудь Овсеенко, тот боится: если спросить, подумают, что он ничего не знает, дурак Он и предпочитает фасон держать, а это не всегда даром проходит. Да и сам скажи, легко ли здесь? Знать — это одно дело, а самому пережить — совсем другое. Да, впрочем, люди есть люди. Который потверже, он устоит, а другой срежется на чем-нибудь. Знаешь, что я тебе скажу? Если бы такого Овсеенко послали с оружием в руках, он бы ни на минуту не задумался, пошел бы и погиб за советскую родину… А тут что? Опутали парня, задурили ему голову. Характера у него не было, вот и получилось так…

— Надо присылать людей с характером, — хмуро сказал Петр.

Сергей засмеялся:

— Сама жизнь проверяет людей. Овсеенко мог еще сто лет прожить в Донбассе и быть хорошим парнем, порядочным работником… Не всегда тот, кто вполне пригоден в одних условиях, выдерживает в других. Я знаю таких, что не боялись пуль и чуть в обморок не падали при виде мыши… Бывает, бывает… И еще я тебе вот что скажу: гниющее, умирающее мстит тому, что живет, развивается, идет вперед…

Петр смотрел в окно. Гончар подошел и положил ему руку на плечо:

— Знаешь, брат, что я иногда думаю? Скучно было бы, если бы все было уже готово, выкрашено, отлакировано… Как вспомню я свое детство… Да и потом нелегко приходилось, нелегко. И теперь не так-то легко. Но, знаешь, я предпочитаю то, что потрудней. Беспокойные мы люди. Беспокойное сердце в человеке. Так уж оно и лучше, что мне пришлось жить в такое суровое время.

— Да. Только знаешь, иногда злость берет…

Ясные глаза Гончара потемнели.

— Злость берет? Ишь какой барин, — злость его берет! Сколько ты мне рассказывал о своей тюрьме, будто ты один… Нам не даром досталось то, что у нас есть. Подсчитай-ка, — хотя кто в силах это подсчитать, измерить, — кости, рассеянные по сибирскому тракту, кровь, что пролилась на улицах городов, и ту страшную, нечеловеческую работу, которую несли на своих плечах большевики! А бессонные ночи Ленина, его нечеловеческий труд, его суровая жизнь? Что же сделали вы здесь за эти годы, когда там весь народ обливался кровью, когда там народ ногти срывал в труде, голодал, боролся, стиснув зубы, и шел, шел к своей лучшей жизни? Ты хорошо видишь свою тюрьму, но посмотри, что было у нас! В дар получили вы свободу, понимаешь? И за сто лет вы бы не добились того, что получили сейчас. Злость его берет! А меня злость берет, когда я гляжу на тебя, когда вижу, сколько в тебе претензий, обид. Близорукий ты: смотришь на одного, на другого дурака… Что ж, люди бывают разные. Только есть ведь и нечто большее. И вот, когда я вижу, как в тебе желчь разливается, я боюсь, что ты за деревьями леса не разглядел. Ты не думай об Овсеенко. Без ошибок не обойтись. Но не это важно, не это.

— Я знаю.

— Знаешь! А ты сам первый не в порядке. Амбиция… Вот, мол, меня оскорбили, обидели, злое слово сказали… Нет, брат. Раз чувствуешь, что ты прав, — зубами за свое держись, рвись вперед, делай свое дело. Амбиция… Уселся в уголок и — пропадай, мол, все пропадом. Не хотите, мол, и не надо… Эх ты! Если бы ты иначе действовал, то и с Овсеенко бы скорей дело кончилось.

— И без меня могло давно кончиться!

— Само собой? Без труда, без помех, чтобы на готовенькое прийти? Чересчур уж легко жилось бы, если бы все шло как по-писаному!

Он дружески обнял Петра:

— А ты не хмурься. Есть работа, и есть Советский Союз, понимаешь, Советский Союз! Принимайся-ка за работу, да как следует, по-большевистски. И перестань вспоминать старое и жить этим там своим мученичеством. За работу! Ты же советский гражданин! — добродушно рассмеялся он.

Петр крепко пожал жесткую загорелую руку. Его серые глаза посветлели от улыбки.

Глава IX

Ольга возвращалась с курсов как в лихорадке, с тысячами проектов, тысячами решений! Ее несла молодая, светлая радость. С того дня, как она уехала, прошло только три месяца. И эти три так быстро пролетевшие месяца казались ей огромным промежутком времени. Уже не было девушки, желающей столь много и столь мало умеющей. Теперь она уже знала свои силы, понимала тысячи вещей, о которых ей раньше и не снилось.