Том 3. Пьесы

Милославский. Что же ты молчал две недели?! (Обнимает Рейна.) Ура! Ура! Ура!

Рейн. Отвяжитесь вы от меня! На нем двадцать цифр, я их вспомнить не могу!

Милославский. Да чего же их вспоминать, когда у вас ключ в кармане в прозодежде!

Рейн. Там его нет. (Шарит в карманах, вынимает ключ.) Что такое? Ничего не понимаю. Это волшебство!

Бунша. Цепь моих подозрений скоро замкнется.

Рейн. Аврора! Аврора!

Аврора (входит). Что? Что такое?

Рейн (показывает). Ключ!

Аврора. У меня подкосились ноги... Где он был?

Рейн. Не понимаю... В кармане...

Аврора. В кармане! В кармане!

Милославский. Летим немедленно!

Рейн. Виноват, мне нужны сутки, чтобы отрегулировать машину. А если вы будете метаться у меня перед глазами, то и больше. Пожалуйста, уходите оба.

Милославский. Уходим, уходим. Только уж вы, пожалуйста, работайте, а не отвлекайтесь в сторону.

Рейн. Попрошу вас не делать мне указаний.

Аврора (Милославскому). И никому ни слова о том, что найден ключ.

Милославский. Будьте покойны, ни-ни-ни... (Бунше.) Следуй за мной, и чтоб молчать у меня! (Уходит с Буншей.)

Рейн. Ключ! Аврора, ключ! (Обнимает ее.)

Милославский (выглянув). Я же просил вас, Женечка, не отвлекаться... Пардон, мадемуазель. Ушел, ушел, ушел... Проверил только и ушел.

Темно. Та же терраса. Рейн и Аврора у механизма. Рейн регулирует его, и время от времени начинает мерцать кольцо.

Рейн. Слышишь?

Аврора. Гудит.

В аппарате вспыхивает сигнал.

Отец.

Рейн тушит кольцо, прячет ключ в карман.

Тсс... (Уходит.)

Радаманов (входит). Здравствуйте, Рейн. Извините, что я прерву вашу работу, но у меня дело исключительной важности.

Рейн. Я к вашим услугам.

Радаманов. Я только что с заседания, которое было посвящено вам.

Рейн. Слушаю.

Радаманов. И вот что мне поручили передать вам. Мы постановили считать, что ваше изобретение — сверхгосударственной важности. А вас, автора этого изобретения, решено поставить в исключительные условия. Все ваши потребности и все ваши желания будут удовлетворяться полностью, независимо от того, чего бы вы ни пожелали. К этому нечего добавлять, кроме того, что я поздравляю вас.

Рейн. Я прошу вас передать Совету Народных Комиссаров мою величайшую признательность, а также благодарность за то гостеприимство, с которым приняли меня и моих случайных спутников.

Радаманов. Я все это передам. И это все, что вы хотели сказать?

Рейн. Да, все... я польщен...

Радаманов. Признаюсь вам, я ожидал большего. На вашем месте я бы ответил так. Я благодарю государство и прошу принять мое изобретение в дар.

Рейн. Как? Вы хотите, чтобы я отдал свою машину?

Радаманов. Прошу вас помыслить. Могло бы быть иначе?

Рейн. А! Я начинаю понимать. Скажите, если я восстановлю свою машину...

Радаманов. В чем, кстати говоря, я не сомневаюсь.

Рейн. Мне дадут возможность совершать на ней мои полеты самостоятельно?

Радаманов. С нами, с нами, о гениальный инженер Рейн!

Рейн. Народный Комиссар Изобретений! Мне все ясно. Прошу вас, вот мой механизм, возьмите его, но предупреждаю вас, что я лягу на диван и шагу не сделаю к нему, пока возле него будет хотя бы один контролер.

Радаманов. Не поверю, не поверю. Если вы это сделаете, вы умрете в самый короткий срок.

Рейн. Вы что же, перестанете меня кормить?

Радаманов. Поистине вы сын иного века. Такого, как вы, не кормить? Ешьте сколько угодно. Но настанет момент, когда еда не пойдет вам в рот, и вы зачахнете. Человек, совершивший то, что совершили вы, не может лечь на диван.

Рейн. Эта машина принадлежит мне.

Радаманов. Какая ветхая, но интересная древность говорит вашими устами! Она принадлежала бы вам, Рейн, если б вы были единственным человеком на земле. Но сейчас она принадлежит всем.

Рейн. Позвольте! Я человек иной эпохи. Я прошу отпустить меня, я ваш случайный гость.

Радаманов. Дорогой мой! Я безумцем назвал бы того, кто бы это сделал! И никакая эпоха не отпустила бы вас и не отпустит, поверьте мне!

Рейн. Я не понимаю, зачем вам понадобилась эта машина?

Радаманов. Вы не понимаете? Не верится мне. Вы не производите впечатления неразвитого человека. Первый же поворот винта закончился тем, что сейчас там, в той Москве, мечется этот... как его... Василий Грозный... он в девятнадцатом веке жил?

Рейн. Он жил в шестнадцатом, и его звали Иван.