Том 3. Пьесы

Истинным Адамом в пьесе Булгакова оказывается отнюдь не «новый человек», а человек традиции — ученый Ефросимов. В сущности, история академика Александра Ипполитовича Ефросимова в «Адаме и Еве» — это сюжет грибоедовского «Горя от ума» в катастрофических обстоятельствах XX века. Но сюжет этот отягчен той ситуацией безвинного страдания, в которой оказалась русская интеллигенция в конце 20-х годов. Защитник людей Александр Ефросимов изначально обладает новым мышлением XX века. Знания ученого неразрывны с осмыслением последствий научных открытий и с духовной миссией хранителя культуры. Более того, для Булгакова сама творческая активность Ефросимова явно связана с его нравственной одаренностью, которая могла вырасти лишь на почве культурной традиции. В соответствии с глубинным авторским замыслом Ефросимов, несомненно, обречен. Его желание отдать изобретение всем странам сразу — «дело о государственной измене», его опоздание с открытием — тоже «дело о государственной измене», разложение газа в бомбах Дарагана — «дело о государственной измене». В сущности, все поступки Ефросимова, как и все пьесы Булгакова, воспринимаются как подозрительные и преступные. Через несколько лет это отзовется в закатном романе писателя грозным, почти потусторонним: «дело об оскорблении величия». Как и Булгаков, Ефросимов «получает — несмотря на свои великие усилия стать бесстрастно над красными и белыми — аттестат белогвардейца-врага, а получив его, как всякий понимает, может считать себя конченым человеком в СССР».

Появление Всемирного правительства в финале «Адама и Евы» напоминает появление Благодетеля в романе Замятина: «Является он. Новый Иегова на аэро...» Булгаков связывает опасность войны — с опасностью тоталитаризма. Даже гениальный Ефросимов, способный, подобно евангельскому Христу, исцелить слепых, увечных и обреченных на смерть, бессилен остановить катастрофу в мире, где противостояние вульгаризованных идей ведет к нетерпимости и взаимному уничтожению. Сокровенная мысль Булгакова о родстве людей, живущих на одной «грешной и окровавленной и снежной земле», — мысль последних строк «Белой гвардии», рожденная трагической судьбой России, — приобретает в «Адаме и Еве» общечеловеческий масштаб.