Том 3. Пьесы

Гусь. Скройся! Оставь меня одного. Я буду тосковать.

Аметистов. Отлично, потоскуйте. Я возле вас здесь ликерчик поставлю и папироски. Потоскуйте. (Исчезает, закрыв двери.)

Глухо фокстрот.

Гусь. Гусь тоскует. Ах, до чего Гусь тоскует! Отчего ты, Гусь, тоскуешь? Оттого, что ты потерпел непоправимую драму. Ах я, бедный Борис! Всего ты, Борис, достиг, чего можно и даже больше этого. И вот ядовитая любовь сразила Бориса, и он лежит, как труп в пустыне[65], и где? На ковре публичного дома! Я, коммерческий директор! Алла, вернись!

Аметистов. Пардон-пардон. Тихонечко, а то внизу пролетариат слышит. (Скрывается.)

Гусь. Ах я несчастный. Алла, вернись.

Херувим, крадучись.

Уйди, я тоскую.

Херувим. Тоскуеси. Зацем тоскуеси? Ты очинь вазный. Цего тоскуеси мало-мало?

Гусь. Не могу видеть ни одного человеческого лица, только ты один симпатичный, Херувим, китайский человек. Печаль меня терзает, и от этого я нахожусь на ковре.

Херувим. Пицаль? Я тозе пицяль.

Гусь. Ах, китаец! Чего тебе печалиться? У тебя еще все впереди. Алла!

Херувим. Мадама обманула. Все мадамы сибко нехоросие мал-мало. Ну сто? Другую мадаму забираись. Много мадама на Москве.

Гусь. Нет, не могу я себе достать другую мадаму!

Херувим. Тебе диенге нет?

Гусь. Ах ты, симпатичный китаец! Разве может быть такой случай на свете, чтобы Гусь не имел денег! Но вот одного не может голова придумать, как эти деньги превратить в любовь! Ах, китаец мой. На, смотри.

Херувим. Сикольки много цирвонцев.

Гусь. Утром получил пять тысяч, а вечером такой удар, от которого я свалился. Я лежу на большой дороге, и пусть каждый в побежденного Гуся плюет, как Гусь плюет на червонцы! Тьфу, тьфу!

Херувим. Плюесь деньги. Смесной. У тебя деньга есть, мадама нет. У меня мадама есть, деньга нет. Дай погладить цирвонцы.

Гусь. Гладь.

Херувим. А, цирвонцики, цирвонцики миленьки.

Гусь. Как мне забыться? Алла!

Херувим ударяет Гуся под лопатку ножом. Гусь умирает.

Херувим. Цирвонци. Теплы Санхай. (Усаживает Гуся в нише в качалку и дает в руки трубку.)

Аметистов (выглянул). Где он?

Херувим. Тс, я ему дал курить. Никто не ходи. Он теперь сапакойни.

Аметистов. Молодец, ходя. (Исчезает.)

Херувим. Мануска, Мануска.

Манюшка. Чего тебе?

Херувим. Тс, Мануска. Сицяс — Санхай бези, бези вокзал.

Манюшка. Что ты, очумел?

За сценой Мымра поет: «Покинем, покинем край, где мы так страдали». Аплодисменты.

Херувим. Сицяс моклая беда будет. Цирвонци имеем.

Манюшка. Ты что такое сделал, черт?

Херувим. Гуся резал.

Манюшка. А-а-а! Дьявол! Господи Иисусе, царица небесная!

Херувим. Беги, тебе резать будем!

Манюшка. Господи! (Исчезает с Херувимом в переднюю.)

Аметистов. Борис Семенович. Пардон-пардон. Лежите? Ну лежите, лежите, только как же это он вас одного оставил? Вы с непривычки можете перекурить. Ну вот, и ручка холодная. А-а! Что-о?! Сукин кот. Бандит! Этого в программе не было. Как же теперь быть? Все засыпались разом, крышка, гроб! Херувим, Херувим! Ну конечно: ограбил и ходу дал. А я-то идиот! Что теперь делать, дорогие товарищи? Деньги на текущем. Завтра его хватятся. Вот тебе и Ницца, вот тебе и заграница. Аминь! Чего же это я сижу? А? Ходу! Верный мой товарищ, чемодан. Опять с тобою вдвоем, но куда? Объясните мне, теперь куда податься? Судьба ты моя, судьба! Звезда ты моя горемычная! Прикупил к пятерке — дамбле. Ходу! Ну, Зоечка, прощай! Прощай, Зойкина квартира!

Зоя. Александр Тарасович! Александр Тарасович! А... Борис Семенович. Один? Вы не сердитесь на меня? Я совершенно не понимаю Аллы Вадимовны. (Глухо вскрикивает.) Что это такое, что это такое? (Видит брошенный фрак.) Да неужели это он! Негодяй! Судьба моя! Манюшка, Манюшка, Манюшка! (Мечется.) И они! Это невозможно! (Открывает дверь, зовет.) Павел Федорович, Павел Федорович, на минутку! Господа, простите!

Обольянинов. Что такое, Зоечка?

Зоя. Павлик, стряслась беда! Эти негодяи, китаец с Аметистовым, убили Гуся! Ужас! И Манюшка с ними участвовала, и, пока мы там сидели, бежали.

Обольянинов. Как вы странно шутите, Зоя.

Зоя. Опомнитесь, Павлик! В качалке труп. Он в крови. Мы пропали!

Обольянинов. Позвольте, но ведь это ужасно! Нас же никто не может обвинить в убийстве. Если эти мерзавцы... При чем же мы здесь? Я не постигаю.

Зоя. Не только не могут, но наверное обвинят. Павлуша, нельзя терять ни одной минуты! Документ есть. Деньги в спальне. (Бросается в спальню.)

За сценой глухая музыка, изредка аплодисменты. Обольянинов бросается вслед за Зоей. Пауза. Из передней появляются: Пеструхин, Ванечка, Толстяк и Газолин. Все, кроме Газолина, в смокингах и в пальто.

Пеструхин. Тэкс, брекекекс.